С ее отъездом стало как-то пусто и печально. Все равно как если стоишь в тихий вечер на берегу моря и смотришь на его бесконечные серебристые волны. Однако понемногу поток будничных дел принял иное направление, так же незаметно и быстро, как темная рябь на поверхности моря.
– Что за чудеса? – удивилась бабушка в один морозный день.
Напрямик через промерзшее поле шагала Фина Лагг, явно направляясь к ним. Бабушка даже слегка растерялась от радости. Она всегда стремилась ладить с соседями, да к тому же скучала без общества.
– Здравствуйте! Пришла спросить, нельзя ли будет дрожжей занять, – сказала Фина как ни в чем не бывало.
Бабушка тоже решила не показывать вида, что они вот уже скоро год как перестали разговаривать друг с другом.
– Ну конечно, можно, – ответила она.
Так кончалось большинство размолвок между соседями в Мурет. Почти все местные жители были бедняки и«висели друг от друга, однако гордость не позволяла им извиняться.
– Что, Стен все работает на каменоломне, даже после этого ужасного случая? – спросила Фина.
– Да вот, проработал пару недель грузчиком на пристани, а потом вернулся на старое место.
Фина поговорила еще о том о сем, потом опять повела речь о дяде Стене.
– Он жениться не собирается?
– Не знаю, не слыхала, – ответила бабушка сухо.
– Вот как… А то ведь в таких делах и оглянуться не успеешь… – протянула Фина многозначительно.
Бабушка заволновалась, но не стала показывать виду, пока не ушла гостья:
– Ну, жди теперь в дом какую-нибудь неряху, которая и делать-то ничего не умеет, только покрикивать горазда!
Намеки Фины имели под собой основание. В один прекрасный день дядя Стен вернулся домой вместе с крестьянской девушкой – с хутора, который лежал неподалеку от каменоломни. У нее был заметно увеличенный живот, на коже лица проступали коричневые пятна. Немало толков ходило об их женитьбе…
– Да они, никак, и не повенчаны как следует! – говорили одни.
– Их бургомистр в городе окрутил – разве это венчанье!
– Так ей, наверно, уже стыдно было идти к священнику, – ехидно замечали другие. – А он-то – известный безбожник, не признает ни бога, ни священного писания.
Оке проникся к жене дяди Стена подсознательной враждебностью.
Он решил, что она должна считать его обузой, эта новая, которую он непонятно почему обязан был называть тетей. Оке упорно уклонялся от этого, пока бабушка не стала на ее сторону.
– Ты должен говорить – тетя Мария, – заметила она строго.
Как-то в воскресенье, когда бабушки не было дома, тетка безжалостно ткнула его носом в умывальный таз.
