– В шестнадцать лет я мог вытесать точильный камень какого хочешь размера, но теперь это ремесло уже никому не нужно, поэтому я и перебрался на север.
– А родители у тебя живы?
– Нет… Мама умерла недавно, а об отце я почти ничего не знаю. Люди говорят, что он был из Галиции. Видно это мне от него достались такие черные волосы.
Ёста рассмеялся.
Салли внимательно посмотрела на него из-под густых ресниц.
– Я помню поляков – вместе приходилось свеклу копать, – заметила бабушка. – Они праздновали воскресенье по субботам. Девушки наряжались в такие красивые платья – везде кружева. Как придут в лавку, кричат, тараторят, так что у лавочницы каждый раз голова болела от них. Уж они и пальцами показывают и рисуют – все равно она никак не могла их понять.
Бабушка подала обед. Остатки водки разлили по чашкам, смешав с крепким горячим кофе.
После обеда она ласково попросила Стена спеть. Он только смущенно улыбнулся в ответ, но тут все принялись его уговаривать. Полуприкрыв глаза, словно прислушиваясь к чему-то, Стен откинулся назад, на спинку стула, и запел грустную песню. Голос у него был высокий, но сильный; казалось, ему было тесно в комнате. У Оке защемило в груди. Бабушкины глаза увлажнились, а на лице Салли появилось мечтательное выражение.
– А ну-ка, давай теперь «Сватовство Яко-Смиссена», – предложил Ёста, когда воцарилась тишина.
– Да ну… Вы ее уже сто раз слышали.
– Ничего, ее можно и двести раз слушать, – заметила бабушка.
Дядя Стен тряхнул головой, убирая со лба длинный чуб, потом запел веселую, бойкую шуточную песенку под дружный смех слушателей:
Скажи-ка, Яко-Смиссен, где ты бродил всю ночь?
Хай-литте-ли, всю ночь?
Штаны порвал ты в клочья, хоть выброси их прочь!
Хай-литте-ли, хале-е-е!
Припев переливался в горле дяди Стена, словно трель жаворонка.
– Мне бы такой голос в молодости – уж меня не пришлось бы упрашивать спеть! – вздохнула бабушка.
– Теперь ваш черед, мама, – отпарировал дядя Стен. – Расскажите-ка нам какую-нибудь историю позанозистей.
Бабушка, чтобы выиграть время, принялась разглаживать пальцами платье и фартук на коленях, потом подумала немного и начала:
– Вы, молодежь, наверно, мало что знаете о Стине Кайсе с хутора Стадар…
– Это та, которая говорила: «Послал бы господь картошки да рыбы, да здоровья, да еще немного подливки придачу, так и жить можно»?
Бабушка кивнула:
– Она самая. Люди считали ее придурковатой, потому что она всегда говорила то, что думала. А вообще-то за ней ничего такого не замечалось. Ну вот, когда пастор Энбум отправился с женой по хуторам, знакомиться с народом, заехал он и в Стадар. Его только что назначили, и Стина Кайса – она как раз стояла у дровяного сарая – не знала его в лицо…
