"Какая дрянь!" — Алик приподнял веки и зажмурился от резкой боли. Глаза стали донимать его в последнее время. Что было причиной — престарелый, вечно мигающий монитор или драка двухлетней давности, он не знал. После той драки он попал в приемный покой пригородной больницы, и морщинистый седой врач поставил диагноз: "Ушиб глазных яблок". Глаза с тех пор болели даже после чисто символических доз алкоголя. Подержанный монитор он купил примерно в то же время.
"Надо бы показаться офтальмологу", — Алик закрыл лицо руками и шепотом выругался. Самое смешное, что зрение оставалось в порядке, но вот эта нестерпимая боль и сопровождающие ее слезы достали уже до предела. "Слезы вскипают в глазницах-кастрюлях / Бабушки ищут бессмертье в пилюлях", — это был его стишок, написанный когда-то в подражание любимым "лианозовцам". В глазницах Алика слезы вскипали все чаще, за бессмертием он пока не гонялся.
Приступ прошел наконец. Алик, глядя под ноги, побрел по улице. Защитного цвета бундесверовская куртка, берет — "чегеваровский, подмятый", затертые джинсы и черные кроссовки. Он был похож на партизана, заброшенного в городские каменные джунгли с секретной миссией. Алик любил одеваться так по-дурацки и вечно попадал в какие-нибудь разборки по поводу своего имиджа. Его обзывали и фашистом, и красножопым, и даже ваххабитом. Собственно, он был бы и рад не привлекать внимания, но кроме этой куртки и этого берета не имел в своем гардеробе ничего более-менее приличного. Маргинал, безумец, поэт, свободный художник, анархист, антиглобалист — все это отлично уживалось в нетрезвом организме, продуваемом сейчас резким ветром. Бундесверовский "секонд-хенд" не спасал, климат в европах мягче, чем в здешних широтах, и на такие ураганы кутюрье немецкой армии явно не рассчитывали.
Ветер не прекращался. Алик давно заметил, что ноябрь — самый невыносимый здесь месяц. Все остальное, даже зимнее обледенение, хоть как-то можно пережить, а в ноябре — вечный "ноль" и вечный ветер. Если целый день передвигаться по улицам, голова к вечеру болит беспредельно от его завываний. Плюс масса неудобств — постоянно гаснущее пламя зажигалки, прищуренные глаза и невозможность адекватно оценивать окружающий мир. И всепогодная копоть большого города, покрывающая за день с головы до ног. Причем ветер этот проклятый впечатывает ее в лицо, руки и одежду так, что отмыть-отстирать уже нет никакой возможности. Тяжелая, жирная копоть глобального человечьего муравейника.
