День Литературы, 2002 № 03 (067) | страница 35




Этих узких очей, рассечённых к вискам.



В твоём голосе мчатся поющие кони,


Твои ноги полны затаённой погони.



И запястья летят по подушкам — без ветра


Разбегаются волосы в стороны света.



А двуострая грудь серебрится…


Так вершина печали двоится…



Увы, нет радостного торжества самоутверждения перед женщиной: южное кипение крови, лирический порыв завершается обоюдным снеговым покоем печали. Если и положат в поэтическую погребальную ладью к поэту близкую женщину, то, вернее всего, ритуально. Поэт, предчувствуя это, не хочет поступиться бессмертием, понимает, что без ответного чувства любви оно может не наступить, — без той любви, "раздувающей ноздри, у которой бессмертья просил". Его же любовь становится "ненавидящей, тяжкой". А женщина сохраняет печальное молчание, стоя на полпути к поэту, на полпути к бессмертию. Об этом у Ю.Кузнецова — на пределе искреннего лирического чувства в стихотворении "Звякнет лодка оборванной цепью…":



Сколько можно молчать! Может, хватит?


Я хотел бы туда повернуть,


Где стоит твоё белое платье,


Как вода по высокую грудь.



Он всё глубже вглядывается в себя, где образ той, о которой он не перестаёт мечтать: "Только ты стоишь перед глазами, как звезда стоит перед землёй". Всё более снисходит он к земной женщине, из своего быта не умеющей подняться на высоту его бытия: "Над женщиной встанет крыша, а над мужчиной звезда". К возлюбленной своей он не теряет рыцарского отношения: "Старый меч благородства и страха клал на ложе меж ней и собой". Всё искреннее старается он быть к ней внимательным и чутким, и в этом положении начинает с ней как бы меняться местами. И вот уже она испытывает безотчётное превосходство над ним, порой не удостаивая ответной нежностью. С изящной и точной символикой об этом в стихотворении "Спящая":



В тени лежала ты нагая,


И там, где грудь раздвоена,


Порхала бабочка, мигая,


И села на верхушку сна.



О, как она затрепетала,


Когда, склонившись, снял её!..


— Отдай! — во сне ты прошептала. —


Ты взял чужое, не своё.



Светлым сожалением от утраты — своей и, стало быть, вселенской — исполнено одно из недавно написанных стихотворений "Лада":



Закатилась звезда в твоём имени,


И река пересохла совсем.


Но в душе золотое и синее


Всё живёт неизвестно зачем.



Женский образ здесь ассоциируется с образом России, всей русско-славянской гибнущей красы.