— Мы уходим! — напряжённо глядя в глаза старосте, медленно сказал пан Роман. — Прямо сейчас… подавись ты своим гостеприимством!
— Вы можете уходить! — кивнул староста. — Мы не хотим кровопролития!
Проклятые московиты… у них даже смерды — сплошь воины, знающие с какой стороны за меч браться!
Собирались быстро — только пан Анджей успел на ходу перехватить что-то… да разве половинку гуся с подливой можно назвать достойным пана Анджея обедом?! Тьфу! Одним словом, беда на беде!
Выезжали с трудом. Смерды расступались медленно, взгляды исподлобья жалили так же остро, как и стрелы. Всего-то полчаса назад мечтавшие о бабах и медовухе казаки теперь боялись не так взглянуть, ехали, отчаянно сжимая рукояти сабель и пистолетов. Однако, их выпустили без проблем.
Уже за селом пан Роман приказал пустить коней полным скоком. Следовало поспешить…
— Пароль!
— Шуя… Отзыв говори, борода!
— Новгород… Сам ты — борода!
Такая перепалка имела место ранним утром двадцатого мая у ворот Кремля. Рослый стрелец из новгородцев, поставленных у главных, Спасских ворот Кремля благодаря своей несомненной верности нынешнему правителю, князю Василию Васильевичу Шуйскому, выпятил вперёд свою окладистую, во всю грудь бороду и никак не желал уступать. Кирилл Шулепов, надворный сотник князя Михаила Скопина [4], ощутил, как гнев постепенно захлёстывает душу. Терпение его и так-то было далеко не безгранично. А с некоторых пор он стал и вовсе забывать, что люди бывают добрыми и ласковыми… В Москве после восстания, закончившегося гибелью Самозванца, не только погода, но и люди, кажется, сошли с ума!
— С дороги! — рявкнул Кирилл, сердито бросая ладонь на рукоять сабли. — Я всё что должен, сказал. Ещё немного и…
Стрелец, ухмыльнувшись в бороду, тем не менее махнул своим товарищам и те неспешно расступились, оттащив в сторону преграждающую дорогу рогатку. Кирилл — а за ним трое его холопов — раздражённые и даже злые въехали внутрь Кремля…
Здесь всё не слишком сильно изменилось за последние два дня. Разве что выбитые в Большом Дворце дорогие заморские стёкла вставили, да охраны — в основном шуйцев и нижегородцев, было втрое больше обычного.
— Опасается князь! — ухмыльнулся Кирилл, не оборачиваясь.
— А что же! — возразил ему доверенный слуга, татарин по имени Шагин, ухмыляясь ещё шире. — Есть повод, чай!
Повод, разумеется, был. Князь Василий Шуйский, сбросивший царя-самозванца в первую руку для того, чтобы самому взойти на престол, оказался в сложной ситуации… Народ, московляне и главное — знать, его не хотели и не любили. Сам Кирилл, хоть и служил племяннику князя и, в меру своих сил, способствовал возвышению Шуйских, старейшину этого рода не любил и даже презирал. Ну не за что, совершенно не за что было любить князя Василия Васильевича Шуйского! На взгляд надворного сотника, правда, пристрастный, уважения и восхищения вообще заслуживал только один человек — молодой князь Михаил. Ну, он всё же был сначала Скопин, а уже потом Шуйский…
