— Ем да свой! — угрюмо ответствовал, справившись с изумлением и икотой, стрелец. — Ты кто?
— Роман Смородинский, конфидент государя Московии, царя Дмитрия Иоанновича! — назвался пан Роман, ничуть не обидевшись. В Стремянном полку — отборной части царской армии, сплошь попадались такие вот дерзкие и грубые люди. Учить их уму-разуму, только зря кончар тупить.
— Кого?! — изумился «стремянник». — Какого царя? Ах, Митьки…
Тяжёлый и длинный кончар — оружие для умелого да сильного — молнией просвистел в воздухе, звонко разрубив медное блюдо с курой… Хотя рубить им было практически невозможно — только колоть!
— Ты! — тяжело выдохнул пан Роман. — Не знаю уж, чьей ты сотни, но про царя так говорить…
— Дмитрий более не царь! Он — самозванец и мы свергли его ещё два дня тому! — сурово возразил стрелец. — Народ присудил его смерти! Мать отреклась от него ![2] Валяется сейчас под стеной… И Петька Басманов [3] — вместе с ним!
Стрелец, круша скамью, отпрыгнул к стене, лихорадочно выдёргивая саблю из ножен. Двое шляхтичей повисли на плечах взрыкнувшего пана Романа, пан Анджей вцепился в кончар.
— Ты нас всех тут поубиваешь! — заорал он в ухо приятелю. — Остынь, Роман! Остынь, кому говорю!
Медленно, очень медленно кровавая пелена спала с глаз пана Романа. Теперь ему было стыдно, в первую очередь — перед Татьяной. Та, впрочем, выглядела не испуганной, а скорее — огорчённой. Только вот непонятно, чем больше: смертью царя или необъяснимым припадком возлюбленного.
— Государь… — прошептал пан Роман, дрожащей рукой убирая меч в ножны. — Проклятая страна! Проклятый народ! Казнить его!
Его перст указывал на стрельца и тот побледнел, ещё плотнее прислонился к стене, готовясь задорого отдать свою жизнь… Ему не пришлось.
— Стой, господин! — это у старосты прорезался, наконец, голос. — Стой! Не смей трогать его!
— Ты?! Ты мне будешь указывать, смерд?
— Я! — подтвердил тот. — Я — государев человек, да мы все — государевы! Плох или хорош был прежний царь, он мёртв ныне. Его не вернёшь, и не нужно мстя за него, проливать ещё больше крови. В чём повинен стрелец?!
— Пшёл вон! — заорал пан Анджей, в свою очередь, хватаясь за огромный, больше чем в половину его роста кончар. — Заколю лично!
— Меня — да! — подтвердил староста. — Его тоже… Всех нас рубить будешь? Посмотри в окно, сударь!
Пан Анджей осторожно выглянул в окно и мрачно, зло и безнадежно выругался… Майдан, или как он там у московитов называется, был заполонен селянами. Мужики, бабы, глуздыри-несмышлёныши вперемешку стояли против дома своего старосты. В толпе — особенно в первых рядах видны были поднятые до поры кверху острия рогатин, кое-где заметны были лучники, в двух или трёх местах на мужиках надеты были доспехи… По всему выходило, что прорываться будет нелегко. Тем более, единственное действительное преимущество шляхты — молодецкий удар с разгона, здесь не случится хотя бы потому, что неоткуда взяться разгону. Толпу смердов и жидкую цепочку казаков и шляхтичей разделяло не больше десяти шагов. Если они хотя бы шевельнутся не так, их разорвут раньше, чем половину успеет схватиться за сабли!
