Свободная любовь. Очарование греха | страница 46

Лоб его покраснел; было ясно, что он боролся с собою, чтобы не потерять благоразумия и хладнокровия.

— Ты можешь говорить все, что захочешь, отец, — с глубоким вздохом ответила Рената.

— Много говорить я не буду, — сказал фабрикант, вынимая из кармана листок бумаги. Он старался придать себе спокойный вид адвоката, но Рената видела, как дрожали его руки, когда он разворачивал бумагу.

— Ты оставила нам всего несколько слов: «Я следую за человеком, которого выбрала, не прикованная к нему никакими узами. Простите и не разыскивайте меня. Предоставьте меня моей судьбе, и если я буду несчастна, то в этом буду виновата я сама. Привет всем. Не забывайте меня».

Он прочел это дрожащим голосом, запинаясь на каждом слове.

Рената едва стояла на ногах, до глубины души взволнованная расстроенным видом отца, которого она привыкла видеть радостным и игривым, в особенности после хорошего обеда, когда его беззаботная веселость заражала и увлекала всех.

— Но я подумал, что фраза об отсутствии всяких уз не более как романтический оборот речи. Об этом только я и хотел тебя спросить, за этим и приехал сюда, не зная покоя ни днем ни ночью, хотя нам стало немного легче, когда мы узнали, кто твой избранник. И вот я теперь спрашиваю тебя: живешь ли ты честно и могу ли я сказать всему свету, что ты моя дочь?

Жесткость судьи в тоне отца заставила судорожно сжаться сердце Ренаты. Мгновенно ее жалость к нему перешла в озлобление. Перед нею был уже не отец, а тюремщик, пришедший, чтобы тащить ее назад в камеру. Дикая жажда свободы и сознание единства с Анзельмом внезапно пробудились в ней, и ее ответ прозвучал твердо:

— Я живу так, как хотела жить, отец. Свободно, как ты это называешь, и честно, как понимаю я. Я хочу жить и каждым нервом ощущать, что живешь, а не разлагаться заживо в могиле законного брака.

Несколько минут в комнате было тихо; Рената словно застыла в глубоком изумлении перед своими собственными словами. Фабрикант взял шляпу, осмотрелся вокруг отсутствующим взглядом, машинально взглянул на часы и сказал, вначале заикаясь:

— Хорошо… Очень хорошо, что я это знаю. Скверно для твоей матери, скверно для всех нас. Я проклинаю тебя, Рената… да, я проклинаю тебя, и надеюсь, что придет день, когда ты, как жалкая нищая, постучишься у моих дверей, но будет поздно…

Слабый крик Ренаты, стук захлопывающейся двери, тяжелые удаляющиеся шаги, шум озера, тихое шипение газового рожка…

Рената беззвучно плакала, Анзельм ходил взад и вперед, досадуя на то, что во всей этой сцене ему пришлось играть такую ничтожную роль.