Аберистуит, любовь моя | страница 24
– Послушай, Амба…
– Полиция в непонятках, но…
– Амба! – сказал я резко. В трубке на секунду воцарилось молчание. – Это не игра. Если тебе об этом что-то известно, ты должна сообщить в компетентные органы.
Она презрительно бзднула губами:
– Полиция! Если все оставить им на откуп, в школе не останется в живых никого.
– Это не игра, девочка.
– Пятьдесят пенсов в день. И все тут.
Я покачал головой:
– Обломись.
– Если вдруг передумаешь, я буду на Пирсе.
После заката вечер стал не прохладнее, а, напротив, жарче, и часов примерно до десяти люди, гулявшие по Набережной, потели сильнее, чем днем. По мере того, как нарастала жара, плиты мостовой, подобно цветам, распускающимся в сумерки, начали источать явственный аромат летней ночи. Своими оттенками такой букет на несколько дней осчастливил бы дегустатора вин. Тяжелые ноты жареного лука, разлитого пива, отчетливый привкус просушенных солнцем морских водорослей; а поверх этого – кокосовое масло, пот, растаявшее мороженое, дешевый лосьон после бритья и собачья моча. Эта вонь была неотъемлема от уличных фонарей, как благоухание хвои неотъемлемо от елочных гирлянд; запах, который в фотоальбоме души навсегда будет связан с тремя конкретными звуками: приглушенным рокотом волн, электронным перезвоном игральных автоматов и воем мараз-мирующихбаньши[19] – полицейскими сиренами.
В «Мулене» меня проводили за столик всего в двух рядах от эстрчды. Для меня тогда это ничего не значило, стол как стол, – так молодость ничего не значит для того, кто обладает ею безотчетно. Я понятия не имел, что безутешная армия обожателей Мивануи, сидевшая позади, за колоннами, вытягивая шеи, завидливо следит за моим продвижением.
Подошла Бьянка еще с одной девушкой:
– Привет, это Пандора!
– Панди! – объявила девица, протягивая руку. Она была очень маленькая – наверное, чуть выше пяти футов, симпатичная, в костюме судовой горничной. Я пожал ей руку:
– Рад с вами познакомиться.
Бьянка обернулась к Пандоре:
– Наверно, теперь будет нам покой наконец.
– Давно пора, – ответила Пандора.
– А в чем дело? – спросил я.
– В тебе, конечно, – сказала Пандора. – Мивануи только о тебе и говорит.
– Да ну вас!
– Луи то, Луи сё…
– Надоело до ужаса.
– Ой, ты бы ее послушал! – Пандора закатила глаза и заставила себя вспомнить, до чего это утомительно – весь день поминутно раз за разом слышать мое имя.
– Пришлось попросить, чтобы заткнулась. «Да кому какое дело, что он такой красавец?» – сказали мы.