Аберистуит, любовь моя | страница 22
Дальнейшие размышления над его судьбой были приостановлены появлением в конторе человека, словно вышедшего из фильмов об Аль Капоне:[18] двубортный костюм в тонкую темно-синюю полоску, свободные брюки с параллельными стрелками, шелковый галстук, мягкая «Федора» – это был Тутти-Фрутти, старший из сыновей Бронзини. За ним вошли два мускулистых прихвостня.
– Босс хочет поговорить с тобой, – без затей сообщил Тутти-Фрутти.
– Он желает записаться на прием?
Два прихвостня обошли стол, схватили меня за руки и приплюснули к спинке стула.
– Просто сиди и помалкивай.
Папа Бронзини вошел, тяжело опираясь на трость. Тутти-Фрутти принял с его плеч пальто и проводил к клиентскому стулу. Старик не спеша устроился, казалось, вовсе не обращая внимания, что его ждет полная комната народа. Ему такое давалось естественно. Расположившись поудобнее, он медленно поднял на меня глаза:
– Бон джорно.
– Боре да. Примите соболезнования по поводу вашего сына.
Он поднял руку, как бы показывая, что мои соболезнования подразумеваются.
– Это было большим ударом для всей семьи.
– Не сомневаюсь.
– Естественно, мы хотели бы знать, кто это совершил.
– Естественно.
Некоторое время никто не произносил ни слова. Папа Бронзини, казалось, обдумывал, как бы ему приступить к теме разговора.
– Вы извините мою дерзость – я слышал, вы недавно были гостем полицейского участка?
– Да, это верно.
– Могу я спросить, почему?
Настал мой через поразмыслить. Что мне следует ему сказать? Защита конфиденциальности клиента – основополагающее правило моей профессии. Конечно, в формальном смысле Мивануи не была моим клиентом, поскольку не платила мне, но это всего лишь формальность. В моральном смысле я обязан защищать ее интересы. Я также знал, что папа Бронзини – не дурак. У него имеются связи; возможно, он уже знает, за что меня забрал Ллинос.
– Вам трудно припомнить? – Вопрос был задан вежливо, но нетерпение прозвучало явственно.
– Я не могу вам сказать, – ответил я.
Громила слева от меня вытащил маленькую резиновую дубинку и ненавязчиво побаюкал ее на руках.
Папа Бронзини печально взглянул на меня:
– Я есть растерян слышать такое.
– Мне очень жаль, – сказал я. – Особенно мне жаль вашего мальчика; но Ллинос хотел меня видеть по другому делу.
– Так ли это? – спросил он просто. Снова повисло молчание. На этот раз с оттенком напряженности. – Вам следует понимать, мистер Найт, что никто никого ни в чем не обвиняет. Речь идет просто о сборе фактов. Вы сами отец – вы должны понять…