"Зачем?" спросил Томас.
Я постучал пальцем по странице. "Когда сложные дела выплывают наружу из подполья, ситуация все больше запутывается, и страдают пожилые люди этажом выше."
Томас нахмурился и кивнул. "Куда?"
Я открыл рот, чтобы ответить, когда внезапно темп битов понизился, и волна бешенных криков несмотря на звукоизоляцию прокатилась по танцполу. Секундой спустя, мое тело охватила странная дрожь, я почувствовал, как сердце начало биться немного быстрее, и страстное желание вновь воспылало во мне.
Жюстина, сидящая напротив меня, вздрогнула, ее глаза закрылись и задрожали. Она глубоко задышала, ее соски затвердели под латексом ее костюма. Бедра ее слегка шевелились, как будто бессознательно сжимая Томаса.
Глаза моего брата на секунду вспыхнули, изменив цвет с светло- серого до холодного серебряного, его зрачки сузились и он, аккуратно освободившись из объятий Жюстины, поднялся. Томас повернулся лицом к танцполу, его плечи напряглись.
Я последовал его примеру. "Что это?"
"Проблема," сказал он, оглянувшись на меня через плечо. "Семья решила наведаться"
Томас уставился в пол, затем кивнул, будто бы узнав приближающегося. "Гарри, — сказал он спокойным и тихим голосом, — держись от этого подальше". "Держаться подальше от чего?" — спросил я.
Он перевел взгляд на меня.
"Это семейное дело. Оно тебя не касается. Дом распорядился, чтобы чародеям не досаждали без разрешения. Если ты не будешь в это вовлечен, мне не придется о тебе беспокоиться."
"Что?" спросил я. "Томас…"
"Позволь мне справиться с этим," сказал он, с твердостью в голосе.
Я собирался ответить ему, когда вампир вошла в комнату.
Это было ощущение из тех, которые с трудом вспоминаешь впоследствии, подобно последним мгновениям сна, увиденным перед самым пробуждением. Ты знаешь, что как только ты просыпаешься, ты начинаешь забывать, и не можешь поверить, что мог утратить нечто настолько важное, настолько несомненно реальное.
Я повернулся, что бы посмотреть как она входит- так же как и все остальные в комнате.
Конечно же, она была одета в белое. Белое платье, простая рубашка из какой-то блестящей шелковой ткани, которая ниспадала до верха бедра. Она была не менее шести футов ростом, особенно в надетых на нее частично прозрачных туфлях. Ее кожа была бледной и безупречной, блики на сияющих темных волосах меняли цвет в пульсации стробоскопического освещения клуба. Ее лицо, которое не портило даже явно высокомерное выражение, было совершенно прекрасным, а тело можно было использовать на заманивающих плакатах для ночных поллюций.
