Там над обрывом, где бездны двух небес, небесной ясной лазури и морской шумной глубины, мерцали при луне, печально ворожащей, Ортруда сбрасывала вдруг на землю свой чёрный хитон, и нагая стояла перед Карлом Реймерсом. Как мраморное изваяние, стояла она перед ним, и говорила ему сладкие, нежные слова, — о любви, о смерти, о бедной судьбе человека, обречённого на скудный удел одинокого бытия. Ортруда рассказывала Карлу Реймерсу свои мечты о счастии далёкой, милой Елисаветы, любящей и любимой.
Истомлённый жестоким и сладким соблазном, Карл Реймерс бросался к Ортруде, восклицая:
— Ортруда, жестокая, милая, царица моя!
Она легко отстраняла его, движением нежным, но сильным, и убегала, скрываясь белою, лёгкою тенью во тьме. Один, усталый и тоскующий, возвращался Карл Реймерс домой.
Муками бессильной ревности томила иногда его жестокая Ортруда. В тихий час предвечерний, когда лёгкий пепел далёкого вулкана набрасывал на яркую резкость жёлтых и зелёных скал нежно-золотистый флер, шла, улыбаясь, Ортруда на берег моря с Карлом Реймерсом и с Астольфом. Остановившись где-нибудь на песчаном берегу уединенной бухты под скалами, она говорила:
— Как обаятелен этот вечер! Золотисто-зеленоватый свет струится над дивною лазурью морскою, и она вся покрыта лёгкою пепельно-золотою дымкою. Очаровательная стихия для рождения истинной красоты! Но где же юное божество, выходящее из смеющихся вод, радующее взоры человека мерцанием нагого, прекрасного тела, подобного во всём телу человека, но только обвеянного счастием, радостью и славою! Но что же я! Вот он, мой юный бог! Астольф, — говорила она дрожащему от нетерпеливой радости отроку, — сними свои одежды, и войди в эту милую воду, чтобы утешить нас созерцанием чистой красоты.
Астольф радостно повиновался. Вода с прохладною ласкою плескалась о его смуглое, горячее тело, и по его гибким членам, казалось, бежал, из чёрных глаз лучась, золотисто-пепельный смех лёгкого стыда и непорочного веселья. Ортруда радовалась и смеялась. Потом вдруг она сбрасывала свои лёгкие одежды, и, распростертая на тонком, сухом песке, звала к себе Астольфа. Он робко подходил к ней. Капли воды дрожали, переливаясь многими огнями, на его смугло-золотистой коже, и отблески многоцветного перламутра мерцали на ней. Астольф становился на колени, и Ортруда привлекала его к себе. Она говорила Карлу Реймерсу:
— Господин Реймерс, смотрите, какой он красивый! Как восхитительно сочетаются тоны моего тела и его тела, — как тела нимфы-матери и отрока-героя.
