Она провела пальцами по тесемкам белья. Карие глаза сверкали, как полированные агаты, полная грудь высоко вздымалась, натягивая светлую ткань белья.
— Вы убедили себя в том, что я представляю непоправимое зло. Дикие, постыдные вечеринки? Это не моя стихия. Если я и устраиваю приемы или бываю на них, то все они весьма церемонны и скучны. Может быть, некоторые исполнителя или группы и не соответствуют вашим представлениям о том, как должны выглядеть люди, но это не значит, что вы имеете право смешивать их с грязью, — нарочито холодно проговорила она. — Как правило, все они яркие, достойные и трудолюбивые люди и опираются на свой талант, а не на какие-то выгодные связи.
Наконец, по поводу вашего сына, — мускулы на ее лице напряглись, в голосе не слышалось никаких эмоций. — Я никогда не стремилась, никогда не помышляла иметь с ним какие-либо отношения. Меня не привлекали семнадцатилетние мальчишки, когда мне самой было столько же, а теперь и подавно не интересуюсь такими. С понедельника ваш сын более не будет работать в «Бранд Ассошиэйтс», и вы перестанете вмешиваться в мою жизнь. — Теперь хотите кофе? — подойдя к лакированному бюро, она достала что-то оттуда и вернулась обратно.
Подняв его ладонь, она вложила в нее долларовую бумажку и проговорила:
— Отправляйтесь и купите себе кофе. У вас есть одна минута на то, чтобы скрыться с моих глаз.
Не обращая внимания на его ошеломленный вид, она отвернулась и нетерпеливо застучала босой ногой по ковру, женским чутьем ощущая его взволнованное дыхание, слушая его нерешительные шаги в направлении входной двери. Через некоторое время дверь закрылась и защелкнулась щеколда.
Только после этого она смогла почувствовать расслабление, но все еще ощущала напряжение и дрожь. Лежа на диване с закрытыми глазами, положив голову на подушку, она заставляла себя по-настоящему расслабиться и привести тело в полное равновесие. Вместо этого ее охватило необъяснимое смущение. В чем причина? Неужели в Квентине Уарде?
Ударив по подушкам сжатыми кулачками, словно капризный ребенок в порыве раздражения, она не могла избавиться от необъяснимого сожаления из-за того, что выгнала этого мужчину. Но как он посмел презирать ее жизненный уклад, ее одежду, дом, да и само ее существование?
— Проклятый Квентин Уард, ты ничего не знаешь о настоящей Стефании. — Ее удивило высказанное вслух заявление.
Если бы такие обвинения предъявил ей кто-нибудь другой, огорченно призналась Стефания, она повела бы себя совсем иначе. Она воспользовалась бы своим обычным оружием — приняла отчужденный и формальный вид и вежливо попросила покинуть ее дом.
