— «Неисчерпаемые людские резервы», — с издевкой протянул он. — Что я слышу? Нигде еще не были людские резервы неисчерпаемыми, и Советы отнюдь не составляют исключения. Кроме того, люди — это еще далеко не обученные войска. Миллион хороших солдат на Дальнем Востоке, скованных сейчас Квантунской армией, — это даже для Советов большая потеря. Если России не удастся перебросить их на запад, это может иметь для нее роковые последствия.
— Убедительно, — согласился Равенсбург. — Но не думаете ли вы, Зорге, что русские все же перебросят сибирскую армию на запад, если встанет вопрос: жизнь или смерть? Они могут на это пойти, несмотря на опасную обстановку на Дальнем Востоке.
— Этого они никогда не сделают, — решительно парировал Зорге. — Пока существует хоть малейшая опасность вторжения японцев в Сибирь, Кремль будет держать на Дальнем Востоке сильную армию.
— Конечно, эта теория заслуживает внимания, — сказал Богнер. — Но это все же одна из многих теорий, и только. Точно так же, возможно, что…
Зорге стукнул кулаком по столу.
— Я не могу понять, — воскликнул он, — почему высказывается столько скепсиса по поводу такого удивительно благоприятного для нас развития событий! Именно от вас, Богнер, принадлежащего к нашей черной элите, можно было ожидать куда более трезвых суждений! Мне действительно приходится удивляться.
Атташе по связям с полицией побледнел. Он никак не ожидал подобного удара. Богнер знал: упрек Зорге в том, что он не верит в союз Германии с Японией, может обернуться для него, Богнера, большой неприятностью. Национал-социалистская группа в Токио не особенно хорошо относилась к атташе, подозревая, что он больше симпатизирует посольству, чем партии и ее членам. Если Зорге — пропагандист местной партийной группы, человек с большим влиянием — распространит слух, что атташе по связям с полицией сомневается в конечной победе Германии, то ему, Богнеру, придется туго. Не помогут, конечно, и связи в Берлине. «Значит, надо обороняться самым энергичным образом!» — сделал для себя вывод Богнер.
— Я нисколько не сомневаюсь, — заявил он, — что мы поставим Советский Союз на колени. Но, как добрый немец, я всей душой хочу, чтобы это произошло как можно скорее и с самыми минимальными для нас потерями. Это, господин Зорге, мое единственное сомнение, если его вообще можно назвать сомнением. И если вы хотите назвать это недостаточной верой в наше дело или даже сомнением в нашей конечной победе, то тогда у меня возникают совсем другие сомнения относительно вас.
