Она выиграла. Из груди невольно вырвался вздох облегчения. Пусть теперь этот человек гладит ее руки и подсаживается поближе. Рихард Зорге ей настойчиво внушал, как важно для него, чтобы она завоевала доверие Танаки. Не исключено, что от него и впредь можно будет получать ценные сведения.
— Вы вернули мне мужество, Танака-сан, — благодарно сказала Биргит. — Как только я привезу собольи шкурки из Сибири, мы обязательно встретимся.
— А до этого ни разу? — жалобно спросил он.
Она подумала о возможных заданиях Зорге и кивнула:
— Отчего бы и нет…
Танака наклонился и поцеловал ее в плечо. Биргит не отстранилась, боясь возбудить у него подозрения. Внезапно с обеих сторон лодки раздался легкий шорох.
— Мы плывем по цветам лотоса, — объяснил Танака. — Взгляните только, как светятся белые цветы на фоне темной воды. Словно глаза красивых душ.
— Да, — вспомнила она, — доктор Зорге говорил мне, что вы поэт и пишете чудесные стихотворения. Жаль, что их не понимают в Европе, очень немногие знают вашу письменность.
И хотя Танака отрицал, что он поэт, Биргит уговорила что-нибудь прочитать. Танака решил воспользоваться можностью блеснуть перед очаровательной гостьей, более что он действительно обладал редким даром импровизации. Взмахнув рукой, он начал монотонно читать:
Луна покоится на нежных облаках,
Моя лодка плывет по темному озеру,
Цветы лотоса источают сладкий аромат.
Серебром блестит святая Фудзи,
Золотом сверкает голова чудесной женщины.
Огонь пылает в моем сердце.
Биргит хорошо говорила по-японски, поэтому она смогла оценить достоинства этого экспромта.
— Вы — талантливый поэт, — задумчиво сказала она. — Прошу вас, запишите ваше стихотворение. Я уверена, что, написанное вашей рукой на старинный лад, оно будет еще лучше.
Он поклонился. Какое чудо! Эта чужеземная девушка хорошо знает японские обычаи! Она способна понять и оценить такого мужчину, как он.
Танака велел убрать со стола. Затем были поданы новые фарфоровые бутылки с горячим сакэ и сосуды из красивой яшмы. Вино было теперь другого сорта, необыкновенно ароматное.
— Это особый напиток, — пояснил Танака, — он создан для самых чудесных часов жизни.
Он налил ей и себе. Они почти не говорили. Тоскливая мелодия сямисена убаюкивала.
Лодка скользила у подножия холмов, и ветви раскидистых деревьев все чаще цеплялись за балдахин. Вдруг судно задело за какую-то корягу, скрытую под водой. Толчок швырнул девушку прямо на Танаку.
Он тотчас обнял ее за плечи.
