Поглощенный теоретическими положениями аэродинамики, я вежливо возразил: "Не говорили глупостей, самолет — самое безопасное транспортное средство, с помощью которого можно попасть в пункт Б из пункта А. Работу всех систем тщательно проверяют. Никому не хочется, чтобы самолет упал с неба".
— Я знаю, но мне ужасно не хочется лететь над водой. Помнится, я смотрела научно-познавательную передачу об акулах в Атлантическом океане. Это прожорливые твари, которые только и ждут, как бы вцепиться в пассажиров.
— Изабель, твой самолет точно не разобьется над Атлантикой.
— Тебе легко об этом говорить — ты-то добираешься до работы на подземке.
— Ты совершенно точно не упадешь в океан.
— Никогда нельзя зарекаться.
— Кое о чем — можно.
— Но не об этом. Никто не застрахован от несчастного случая.
— Послушай, даже если самолет разобьется, ты можешь быть уверена, что он не рухнет в Атлантический океан.
— Почему это? Не будь таким категоричным.
— Господи, да по той простой причине, что путь из Лондона в Афины никак не может пролегать над Атлантическим океаном.
Несмотря на сильнейшее сопереживание, которое я чувствовал к Изабель, страдающей фобией полета, до меня в конце концов все-таки дошло, что в данном случае источник возникшего между нами непонимания следует искать в географии, а не в психологии.
Поскольку мы населяем один и тот же материальный мир и оперируем языками, основанными на единых определениях, мы разговариваем с другими людьми, предполагая, что они разделяют большую часть наших образов и представлений. Беседуя о зубной пасте, мы с вами исходим из взаимного соглашения, что, несмотря на изобилие выпускаемых брендов и разницу в составе слюны, мы понимаем под зубной пастой одну и ту же субстанцию, и мне нет необходимости показывать вам свой "Аквафрэш", а вам мне — свой "Колгейт". Аналогично дело происходит и в области географии: обсуждая полет из Лондона в Афины, мы ожидаем, что перед мысленным взором собеседника предстает такая же карта, что и перед нашим.
Вот почему мне потребовались определенные усилия, чтобы отрешиться от своих предрассудков и сообразить, что внутренняя карта Изабель, возможно, сильно отличается от моей, а мир, который видит она, в самом буквальном смысле не похож на мой собственный.
Она и раньше упоминала о том, что не сильна в географии; говорила, что неважно ориентируется (например, может потерять машину, оставленную возле кинотеатра), и даже намекала, что спор насчет какой-то карты положил начало разрыву с Эндрю. Похоже, я недооценил значение этих нюансов, ибо только теперь осознал, что Изабель воспринимает ту часть земного шара, о которой шла речь, с некоторыми отличиями от общепринятой географической концепции.
