Он вывернул голову и посмотрел на меня.
– Значит, если кто-то твой друг, ты для него готова на все?
Я обдумала это, пока мы сворачивали на семидесятое восточное. Все? Это слишком сильно сказано. Почти все? Да.
– Почти все, – сказала я.
– Значит, для тебя так много значат преданность и дружба?
– Да.
– И поскольку ты считаешь, что Моника изменила и тому, и другому, она совершила большее преступление, чем все, что делают вампиры?
Я поерзала на сиденье, недовольная направлением, которое принимал разговор. В психологических анализах я плаваю. Я знаю, кто я и что делаю, и этого мне достаточно. Не всегда, конечно, но почти.
– Не всё; я не люблю абсолютных утверждений. Но если кратко сказать, то да, вот почему я злюсь на Монику.
Он кивнул, будто этот ответ его устроил.
– Она тебя боится, ты это знаешь?
Я улыбнулась, и улыбка вышла не очень милая. Я ощутила уколы какого-то темного удовлетворения.
– Надеюсь, эта сука засыпает и просыпается в холодном поту.
– Так и есть, – сказал он. И голос его был очень спокоен.
Я взглянула на него и тут же вернула глаза на дорогу. У меня было чувство, будто он не одобряет, что я так напугала Монику. Ну так это его проблема. А я этим результатом была очень довольна.
Мы приближались к повороту на Приречье. Он все еще не ответил на мой вопрос. На самом деле он очень тонко его обошел.
– Так расскажи мне о вечеринках придурков, Филипп.
– Ты всерьез грозилась вырезать у Моники сердце?
– Да. Ты мне расскажешь или нет?
– И ты это в самом деле сделала бы? Я имею в виду – вырезала бы сердце?
– Ответь на мой вопрос, и я отвечу на твой.
Я повернула машину на узкую мощеную дорожку Приречья. Еще два квартала – и мы у «Запретного плода».
– Я тебе рассказал, что это за вечеринки. Я туда уже несколько месяцев не хожу.
Я снова посмотрела на него. Мне хотелось спросить почему. И я спросила:
– Почему?
– Черт возьми, ты задаешь слишком личные вопросы.
– Я не имела в виду ничего личного.
Я уже думала, что он не ответит, но он заговорил.
– Мне надоело, что меня передают из рук в руки. Я не хотел кончить, как Ребекка, или еще хуже.
Мне захотелось спросить, что бывает хуже, но я не стала. Жестокой я не хотела быть, всего лишь назойливой. Правда, бывают дни, когда эта разница почти незаметна.
– Если ты узнаешь, что все эти вампиры ходили на вечеринки придурков, дай мне знать.
– И что тогда? – спросил он.
– Тогда мне придется пойти на вечеринку.
Я припарковалась перед «Запретным плодом». Неоновая вывеска спала – призрачная тень самой себя в ночное время. Заведение казалось закрытым.
