Я игнорирую ряд случайных морганий, которые она делает, прежде чем решает прекратить это занятие. И затем моргаю. Я моргаю сильно. Очень.
Она улыбается — не только глазами, — когда я издаю стон и прижимаю руку к сердцу, точно в мелодраме.
— Твоя взяла, — говорю я.
Это не вполне правда, но точно не ложь.
Полночь. Время, когда вампиры обедают, и Исузу зевает за кухонным столом, в то время как я настраиваю счетчик моего Мистера Плазмы,[30] отщелкивающий градусы (девяносто, девяносто один, девяносто два…), потом десятые градуса (98.1, 98.2, 98.3…). Я вскрыл одну из банок с «кошачьим кормом», которую мы привезли из норы. Надпись на ярлыке гласила «Spaghetti Os». Весь вечер мы вели «дискуссию», устанавливая основные правила. Вещи, с которыми ей следует подождать до наступления дня, а именно: выход на улицу, сливание воды в туалете. Потом — некоторые факты жизни вампиров:
— Да, я действительно пью кровь.
— Нет, из бутылки. Не из людей.
Я говорю это с ничего не выражающим лицом, глядя при этом на светло-голубую загогулину у нее на шее, сбоку. Загогулина ветвится там, где челюсть прикрепляется к остальной части черепа, и я не могу решить, что это такое: молния, голое осеннее дерево или, может быть, река с притоками — одному богу известно.
— Не все вампиры такие хорошие, — продолжаю я.
— Да, солнечный свет полезен для растений, и маленьких девочек, и маленьких птичек. А я его не переношу. Даже самую чуточку.
— Потому что я так сказал.
— Нет, я не могу есть шоколад.
— Нет, и курицу не могу.
— Нет, и свеклу не могу. Ты что, издеваешься?
— Да, вообще никакого шоколада — значит, и шоколадный пирог тоже.
— И шоколадное молоко.
— И «Графа Чокулу».
— Просто потому, что не могу, договорились? Человек не обязан что-то есть просто потому, что оно лежит в коробке.
Это Исузу предлагает придумать секретную песенку-пароль. У них с мамой была такая песенка. Если бы с одной из них что-нибудь случилось, она должна была запеть, чтобы вторая избежала опасности или поспешила за помощью.
— Хорошо, — говорю я, потакая своей маленькой радости. — Давай послушаем.
Исузу выдерживает паузу — возможно, задаваясь вопросом, хорошо ли это на самом деле. Возможно, я слишком много улыбаюсь. Возможно, я слишком стараюсь изображать Хорошего Парня. Я улыбаюсь этой скрывающей клыки улыбкой, я ношу эту улыбку с тех пор, как мы прекратили улыбаться и моргать. Сколько раз мои зубы сжимаются позади этих неподвижных изгибающихся губ. Но я продолжаю улыбаться. Я пришпиливаю улыбку за края к своему лицу. Я привариваю ее точечной сваркой. И теперь Исузу смотрит на меня, словно задается вопросом: не вредно ли это — улыбаться так долго. Она смотрит на мою улыбку, словно это трещина во льду, которая может расползтись под ногами при малейшей оплошности. Она недалека от этого.