Иногда у Р. получалось затормозить чье-то опасное движение. Один однокурсник еще давно, на заре жизни, вдруг сказал в буфете: «У тебя бьющие глаза». Он погиб потом в чужом городе, один. Его было не спасти издалека.
Момент длился.
Как жалко было парнишку, который, беззащитный, стоял там, в дверях вагона, мелкий, бедный, беспамятный, тихий, бессловесный. Какой-то детдомовец.
Тут над перроном загремел командный голос, и поезд захлопнул свои двери.
Парень остался жив.
Мужик развернулся и попер к выходу.
Р. шла следом.
Слезы, постоянные слезы все последнее время — они вдруг высохли.
Р. обвела глазами метро.
Господи, какая же радость! Бедный мальчишка уже ехал домой. Не догоните, всё.
Поздняя толпа волоклась по вестибюлю.
Тот мужик мелькал далеко впереди, выделяясь своей буйной, хищной, распоясанной фигурой. Ринулся к вокзалу вверх, пешком полез по эскалатору.
Ну, там-то, на привокзальной площади, его встретят те, кого ему не хватает.
Это известное место.
Там его обиходят и бомжихи, и синие мужики, и вся тварь ночного вокзала. Туда он понесет свои воспаленные органы, свой сифилис, свои маховитые кулаки, свою злобу, свою жажду убийства, насилия, свое людоедство.
Там его наградят еще и триппером, вшами, туберкулезом, отоварят по буйной башке, узнают, за что и сколько он отсидел и когда его выпустили, он всем это расскажет в камере предварительного заключения, перед дракой.
Р. жила в таком доме, среди этих людей. В ее подъезде вечно пили, гуляли, вешались, веселились, заливали нижних соседей, орали на лестнице, гулко рубили топорами добычу из мусорных контейнеров (видимо, какие-то детали и трубки для сдачи в скупку цветных металлов), тут же справляли свои нужды наравне с собаками.
После размена квартиры она оказалась здесь вынужденно. Эти люди никогда не отвечали на ее «здравствуйте», будучи белой костью, коренными жителями.
Да и ладно.
А глаза Р., ее так называемые глазки, встретили опять темный ночной воздух, радостно прогулялись вдоль цветочного базара, по освещенным витринкам, увидели темные небеса с клочьями прозрачных облаков, были снова омыты слезами и защищены веками на обратном пути к дому, к подушке, где они наконец должны были отдохнуть за пеленой спасительного сна.
