Спустившись по лестнице, заглядываю в бар. Затем — соседнее помещение. Мне нужно разыскать Жанну. Лучше всего было бы написать этакий небольшой плакатик. Но, когда ты разыскиваешь девушку по каштановым взбитым волосам, бледно-розовой губной помаде и модному бежевому пальто, приходится обратиться к интуиции. Или к официантке.
На мой вопрос официантка глазами показывает мне столик в углу. Так вот она, Жанна. Наконец-то. И к тому же совсем одна.
Я подхожу и отодвигаю стул.
— Занято, — сухо замечает девушка.
— Вижу, но готов примириться, — усаживаюсь я удобней.
— Я позову официантку, — грозится Жанна.
— Прекрасная идея. Рюмка коньяку в такую сырость будет очень и очень кстати. Но давайте сперва поговорим.
— Я с незнакомыми не разговариваю.
— Ну, что ж, познакомимся и, как знать, может быть полюбим друг друга. Я, между прочим, из милиции.
Жанна рывком вскидывает голову, но тут же придаёт себе безразличный вид. Справедливости ради следует признать, что она действительно привлекательна. Не сказать, чтобы Венера Милосская. Скорее уменьшенный, карманный формат. Но в этом чуточку бледном лице с капризно вздёрнутым изящным носом и капризно изогнутыми губами есть своя прелесть. О глазах я не говорю: они, как зеркало человеческой души, в этот момент закрыты.
— Я искал вас в связи с Мариновым, — говорю я как можно галантней. — С ним — вы, наверно, уже знаете — произошла вчера неприятность.
— Я слышала, что он умер.
— Вот именно. И так как я со своей стороны слышал, что между вами существовала, может быть, чисто духовная близость, я позволил себе…
Тут мне приходится прервать на полуслове — к нам, что бывает редко в этих местах, подходит официантка.
— Что вам заказать? — спрашиваю я Жанну.
— Ничего.
— Но всё-таки…
— Чашку кофе, — сдаётся она с досадой.
— Чашку кофе и рюмку коньяку.
Затем возвращаюсь к нашей теме.
— Я говорил, что позволил себе отнять у вас сегодня немного времени, так как узнал, что между вами существовала близость.
— Зря теряете собственное время, — хмуро бросает Жанна. — Никакой близости — ни духовной, ни иной — между мной и Мариновым не существовало.
— Но он был явно неравнодушен к вам, — осмеливаюсь я напомнить факты.
— Я тоже к тысяче вещей неравнодушна, но неравнодушие — это одно, а реальность — совсем другое. Маринов хотел жениться на мне, но — вы сами знаете — для этого нужно согласие двоих.
— И всё же — чтобы такой практичный человек мог питать известную надежду, он должен был рассчитывать на что-то.
