И все более опасным становится незнание — как нашего общества, так и того, что происходит в мире. На Западе вырастают новые соблазны для наших подрастающих молодых радикалов, которых отталкивает от себя "цивилизованная оппозиция". Отверженные утрачивают иллюзии и культуру борьбы "по правилам" и переходят к тому, что уже получило в социальной философии название — молекулярная гражданская война. Если мы впустим ее в Россию, как уже впустили сексуальную революцию и наркоманию, чаша страданий будет переполнена. Это толкнет к русскому фундаментализму, по сравнению с которым большевизм начала века покажется добродушным либеральным течением.
Владислав ШУРЫГИН ПОСЛЕ ВЗРЫВА
Разговаривая в больнице с раненными в тот страшный день людьми, мы совершенно случайно узнали, что жителями села Хазнидон и коммунистами Ирафского района кандидатом в депутаты выдвинут известный хирург, профессор Кульчиев. О нем наш следующий материал.
ОТ РАНЕННОГО
едко пахнуло кисло-горькой толовой вонью. Запах этот на мгновение забил ноздри и неожиданно выдернул откуда-то из самой глубины памяти картину.
…Неистовое аравийское солнце, жара и черное тело на столе перед ним, замотанное в грязное сочащееся кровью тряпье. Тогда он впервые узнал этот запах — кисло-горький запах сгоревшего тола…
Но на воспоминания времени не было. И он отбросил их, сосредоточившись на осмотре раненого. Из-под спины по матерчатой клеенке расползалась темная кровавая лужа. Лицо раненого, серо-землистое, безжизненное, синюшные губы, закатанные зрачки. Дыхание частое, прерывистое. Он медленно опрокидывался в шок.
— Два кубика промедола и... — почти автоматически скомандовал он медсестре.
Где-то за спиной хрустнула срезаемая верхушка ампулы, и через мгновение ловкие пальцы медсестры уже растирали спиртом сгиб локтя, лежащего на каталке человека. В ладонь сестры лег шприц. Тонкая игла впилась в кожу и, погрузившись в нее до половины, начала под ней выискивать своим отточенным жалом тонкую нить опавшей вены.
Наконец, почувствовав упругий, пульсирующий канатик, игла вонзилась в него, и тугой поршень влил в кровяной поток спасительный раствор. Растворившись в нем, он растекся по капиллярам и сосудам, обволакивая, глуша, успокаивая нервные окончания, отбирая у мозга невыносимую боль, туманя его, уводя прочь от черной пропасти шока…
И хирург вдруг поймал себя на странном ощущении того, что лежащий перед ним сейчас человек напоминает ему весь Кавказ. Сведенный болью, израненный, кровоточащий, страдающий…
