— Что с тобой стряслось? — бросился он к жене.
Вместо ответа Рочгына молча подала телеграмму. Таю схватился за грудь: что-то случилось с дочерью! Никто никогда не присылал им телеграмм, кроме Риты.
Долго не мог развернуть телеграмму Таю. Легкий листок трепетал, как на ветру, не желал раскрываться.
Пробежав глазами строки, написанные от руки радистом маяка, Таю облегченно вздохнул и тяжело повалился на плоский камень. В телеграмме, подписанной секретарем райкома Каля, Таю приглашали в райцентр для встречи с представителем областного управления КГБ. Усевшись, он подождал, пока отлегло от сердца, и сурово обратился к плачущей жене:
— Ну что ревешь? Что случилось? Тебя напугала телеграмма?
— Я боюсь, что ты не вернешься обратно в Нунивак, — всхлипывая, произнесла Рочгына.
— Ах, вот о чем ты плачешь! — с усилием улыбнулся Таю. — Ты это брось! Времена не те. Просто, наверное, хотят подробнее расспросить о встрече с братом и прекратить нехорошие разговоры… Лучше собери мне праздничный костюм и сходи к Емрыкаю: пусть завяжет узел на моем новом галстуке.
Таю уезжал в районный центр на знаменитом «Морже», который уже открыл навигацию. Проводы были немногочисленны: на берег пришли Рочгына и кое-кто из членов бригады во главе с председателем Утоюком. Моросил первый летний дождик, небо было хмурое, с вершины Нунивакской горы в море сползали клочья тяжелых туч. Таю кутался в черный прорезиненный плащ и прятал ноги в легкомысленных для здешних мест ботинках под широкие брюки нового костюма.
То ли небо в этом была виновато, то ли дело, по которому уезжал Таю, не предвещало ничего хорошего, но люди на берегу были хмуры, мало разговаривали. На лице Рочгыны Таю с неудовольствием заметил признаки сырости, но, призадумавшись, приписал это дождю: не станет его жена обманывать — обещала не плакать на берегу, на виду у людей.
«Морж», забрав почту и единственного в Нуниваке пассажира, вышел в пролив. Судно шло быстро, уверенно резало волну, держа курс в Берингово море. Таю не спустился в кубрик. Постояв на палубе, пока за мысом не скрылись жилища Нунивака, он вошел в капитанскую рубку — тесное помещение, в котором, вплотную касаясь локтями, едва могли уместиться двое.
За штурвалом вместо знакомого Пахомыча стоял молодой парень в распахнутой рубашке. Он с любопытством глянул на эскимоса, вошедшего в капитанскую рубку, несмотря на грозное предписание, запрещающее вход посторонним лицам.
— А где Пахомыч? — удивленно и немного раздраженно спросил Таю.
