— Жалко, — вздохнул Таю. — Придется посидеть здесь.
— Ничего, — подбодрил бригадира Утоюк. — Отдохнем немного, поедим, а тем временем Ненлюмкин осмотрит мотор — у него что-то магнето барахлит.
Морж был разделан: внутренности, которые не шли в дело, бросили в воду, а куски мяса и целиком снятую кожу вместе с жиром и бивни погрузили в вельбот.
Матлю разложил на доске вынутую из кастрюли еду и пригласил товарищей есть.
Охотники с ножами расположились вокруг доски. Матлю умел варить мясо! Куски моржатины исчезали с доски с невероятной быстротой. Насытившись, охотники обратились к объемистому чайнику, вскипевшему на неутомимом примусе.
Туман густел. Он опускался на льдину холодным сырым покрывалом, напоминая о недавно прошедшей зиме. Зябкая сырость проникала под одежду и вызывала невольную дрожь. Всё потускнело, потеряло четкие очертания, расплылось. Вельбот с середины льдины казался бесформенным белым пятном, окутанным водяной пылью. Дым из трубок и папирос тяжело падал вниз.
Таю прислушивался к надрывному вою нунивакского маяка, который через определенные промежутки времени подавал сигналы. Вдруг чуткое ухо охотника уловило чужие голоса. Они быстро приближались, сопровождаемые характерным шумом воды, падающей с лопастей весел.
— Сюда плывут, — сказал он товарищам.
Охотники затихли. Кто-то приближался из тумана к льдине.
— Тоже застряли в море, — сказал Утоюк.
— Веселее станет на льдине! — воскликнул Емрон.
— А мы всё съели и весь чай выпили — нечем будет гостей угостить, — сокрушенно произнес Матлю и заторопился: — Поставлю пока чайник.
— Эй, сюда гребите! — закричал Емрыкай, и тут охотники увидели вынырнувший из тумана нос необыкновенного судна.
Это была большая байдара, величиной почти с вельбот. Охотники, сидевшие в ней, были странно, как-то пестро одеты и все, как один, с пластмассовыми светозащитными козырьками на головах.
Волнующая догадка мелькнула в мозгу Таю: американские эскимосы!
Это были они. К льдине медленно приближалась байдара: в ней никто не греб, она двигалась по инерции. Эскимосы удивленно смотрели друг на друга. Байдара мягко коснулась носом льдины и остановилась.
Некоторое время над морем стояла тишина. Таю с бьющимся сердцем всматривался в лица. Глаза его остановились на пожилом эскимосе, сидящем у кормы. Он выглядел немного старше Таю, но в нём было что-то родное и знакомое. Сирена нунивакского маяка вывела Таю из оцепенения, и он громко позвал:
— Таграт, брат мой!
