— При чем здесь эскимосы? — насторожился Кэлы. — Линеун наш колхозник.
— А танец эскимосский, — сказал Таю.
— Разница небольшая, — ответил Кэлы, — неважно, какой национальности танец. Был бы он хорош и говорил о нашей жизни.
— Что вы спорите раньше времени? — вступил в разговор Утоюк. — Завтра всё выяснится.
— Не забудьте: после песенных и танцевальных состязаний — спортивные игры, а вечером — просим на комсомольскую свадьбу, — сказал Кэлы.
— А кто женится? — полюбопытствовал Таю.
— А это секрет, — загадочно ответил Кэлы. — Завтра узнаете.
В утро состязаний Таю встал рано, тихонько, чтобы не разбудить хозяев, вышел из дома и зашагал на скалы, висевшие над морем. Таю это делал не первый раз. Отсюда как на ладони было видно море и чукотское селение, где не было ни одной семьи, не породнившейся с эскимосами.
Таю карабкался по каменистой тропинке. Мелкая щебенка катилась вниз, увлекая за собой крупные камни. За маяком, ближе к морю, находилось излюбленное Таю место. В низкой траве виднелся плоский, с красивыми прожилками камень, похожий на кусок жирного оленьего мяса.
Таю сел на камень и огляделся. Дышать было легко: здесь морской ветер перемешивался со стекающим с прохладных вершин воздухом. Если глянуть на запад, внизу на длинной косе, тянущейся на много километров, можно увидеть селение колхоза «Ленинский путь». Ничего здесь не осталось от нищего чукотского стойбища — ни одной яранги, ни одной ямы-мясохранилища. Только с помощью воображения Таю мог вспомнить и представить себе ярангу родителей невесты, стоявшую у лагуны. Каждый год её латали новой моржовой кожей, и всё же она не была такой нарядной, как вон тот деревянный дом, в котором теперь жили престарелые родственники Рочгыны.
Таю почувствовал знакомую боль в сердце. Откуда она? Он не надрывал себя, на скалы поднялся давно и успел отдышаться. Держась рукой за грудь, Таю продолжал смотреть вниз, на пробуждающееся селение. Из труб тянулся дым, на улицах показались люди. Затарахтел двигатель электростанции. На берег выполз трактор, таща за собой большие деревянные сани.
И вдруг Таю пришла в голову мысль, которая поначалу его испугала: сердце его болит потому, что он завидует жизни, которой живут колхозники «Ленинского пути»…
Разве не так? Минули времена, когда человек гордился прошлым. Теперь он гордится настоящим и будущим. Так живут в «Ленинском пути». Здесь люди смотрят вперед и идут вперед… Чем можно защитить старый Нунивак от неумолимо надвигающегося нового? Ничем. Мертвого на ноги не поставишь — он всё равно будет падать, как его ни подпирай… И сколько Таю ни перебирал в уме разные проекты переселения Нунивака на другое место, самым реальным и желанным было бы слияние с колхозом «Ленинский путь»… Люди говорили об этом негромко и, видно, ждали от них твердого слова. От них — таких, как Утоюк, Таю, — от коммунистов. Что же, Таю скажет. Если сердце болит об этом — значит так надо. Сердце не обманет.
