— Тундра — это когда холод и сплошная сырость? — спросил Оле-Лех, чтобы разговор поддержать.
— Он сказал, что не только сырость, сахиб, он сказал, что еще — ледяные озера, тучи разных перелетных птиц и чудовищные комары с гнусом… Проехать по ней, по тундре, будет труднее, чем нам доставалось в лесу.
— И что же нам остается?.. Раз так, значит, пусть будет, — решил Оле-Лех.
— Верно, сахиб, — кивнул оруженосец. — Поживем — увидим, каково это — чтоб хуже, чем по лесу без дороги переться… М-да, господин мой, что еще остается?
2
Ехать через ползучие полудеревья-полукусты было действительно невозможно. Хуже, чем тащиться по камням неглубокого ручья. С камня можно было съехать, и даже если удар получался чувствительный, колесо освобождалось и могло катиться дальше. А вот карликовые деревья опутывали колеса намертво, приходилось выбираться из кареты и разрубать неподатливые, жесткие, как просмоленные веревки, растения. Лучше всего для этого подошел тот самый странный нож, похожий на мачете, который возница в конце концов и вовсе забрал себе.
Сначала Франкенштейн пробовал двигаться вдоль реки по берегу, но уже спустя пару часов даже карета Госпожи стала так угрожающе трещать чуть не всеми своими деталями, что возница остановился. Тальда поднял голову, чтобы получше услышать, что он хочет объяснить своим пассажирам. Оле-Лех уже в который раз подивился странности этих безмолвных переговоров и выжидательно посмотрел на оруженосца.
— Он говорит, что придется плыть по реке дальше. Вот только кони не хотят в воду входить, слишком вода стылая.
Оле-Лех пожал плечами и сделал вид, что это не его забота. Возница снова выбрал пологий спуск к воде и принялся нахлестывать коней, кажется впервые после бегства из замка Титуф. Но все же ему пришлось повозиться, прежде чем кони вошли в реку и карета снова оказалась на плаву.
На этот раз, как ни удивительно, воды просачивалось намного больше. Чем это можно было объяснить, Оле-Лех не знал. Он просто достал один из кожаных походных черпаков, которые валялись под задней лавкой кареты, и велел сначала Тальде, а потом Сиверсу эту воду по возможности вычерпывать.
Сиверс работал медленно, лениво и больше расплескивал воду из черпака, чем выливал в боковое окошко, поднятое для этой операции. Зато теперь под ногами собиралось не больше полудюйма воды, и это было, как показалось рыцарю, терпимо. Тальда работал лучше, более сноровисто и ловко, хотя чувствовалось, что ему не нравится, что и теперь им приходилось плыть по реке.
