— Я была обычным человеком: немного света, немного тьмы. Верно?
— Верно.
— Тогда откуда во мне взялось столько света, чтобы снова стать самим светом?
Габриэль задумчиво посмотрел вдаль.
— Возможно, светом тебя наполнила любовь, ваша вечная любовь, пережившая время.
— Если это так, то это означает, что он и есть моя сила, смысл моей жизни.
— Мара, — взгляд Габриэля стал каким-то очень старым и усталым. — Теперь они, — он указал на окружающих их людей, — твои дети. Они заключены в цепи бесконечных рождений, ты сама испытала это на себе, болтаться всегда меж двух миров, нести в себе тьму и свет, быть все время раздираемым на части, потому что в тебе два противоположных начала. Неужели ты не хочешь дать им шанс раствориться, в конце концов, в свете, обрести освобождение и мир?
— Хочу, — Сэм грустно смотрела на проходящих в своих заботах людей.
— Но они смогут избавиться от тьмы только тогда, когда в их источнике не останется ни капли тьмы. Все это время на протяжении долгих веков их единственный шанс освободиться был в том, чтобы стать темными, кормиться от себе подобных и в лучшем случае навеки раствориться во тьме, став ее частью.
— А как же наша любовь? — прошептала Сэм.
— Ваша любовь нарушила равновесие. — Сказал он. — Теперь она же дает шанс его восстановить.
— Нагара эн тусте он хаем… — прошептала Мара.
— Ты вспоминаешь, — удовлетворенно кивнул Габриэль.
— Вы все этого так хотели, — с вызовом произнесла Сэм. — У вас получилось.
— Не нужно отчаиваться. — Мягко сказал Габриэль. — Я понимаю, что тебе тяжело. Но, не вернув тебя, невозможно было бы пробудить твою силу. А вернуть тебя — означает вернуть твою память, твою боль, все.
— Я теперь все вспомню? — Спросила она.
— Все, что было до человеческого существования — да.
Сэм снова кивнула, счастье куда-то бесследно улетучилось, на поверхность всплывала огромная боль, как необъятное маслянистое пятно.
— Я не хочу забывать Сэм, — произнесла она, глядя на Габриэля.
— Ты не забудешь, — сказал он. — Только смерть стирает все.
Сэм ощущала себя так, словно тело ее было соткано из пыли, клубившейся на свету, каждая частичка которой принадлежала разному времени.
— Они единственные, кто у меня есть, — сказала она, имея в виду Дэниэла, Билли, Малькольма. — И ты хочешь, чтобы я ушла, не прощаясь, забыла о них, словно они никогда не существовали?
— Вообще-то истинное равновесие настало бы, если бы Нагара уничтожил всех кровопийц, которых он создал. — Произнес Габриэль, и Сэм с ужасом посмотрела на него. Ей показалось, что сейчас ее стошнит.
