— Он силится что-то сказать. Вам нельзя, не напрягайтесь! — воскликнул я, но доктор взглянул на меня так, что я сам же первый приподнял его, осторожно поддерживая голову. Он начал шептать, с перерывами, вызванными все более усиливающимся кровотечением.
— Взорвать… взорвать все… — прохрипел он. — Уничтожить его, немедленно, через минуту может быть поздно…
— Что случилось? Что с вами случилось, — наперебой спрашивали мы.
— Это Финк… это Финк… я видел… видел…
Что он сказал о Финке? Я ничего не мог понять.
Голова доктора становилась все тяжелее.
— Все мины, одновременно, сразу же, взорвать.
Доктор терял сознание.
— Он бредит, — сказал Фрэйзер.
Последняя яркая искра появилась в глазах доктора. Он выплюнул огромный сгусток крови из легких, задохнулся и произнес почти нормальным голосом:
— Немедленно взорвать весь дом, иначе всем верная гибель, — и добавил тише: — Это Финк… Финк…
Голова упала набок. Я взял его запястье: пульса не было.
— Он умер.
Мы постояли над мертвым телом. Что делать?
— Надо пойти наверх, посмотреть, что творится с Финком, и попробовать его спасти, — сказал профессор. — Потом мы взорвем здание. После того, что я узнал… Я думал, не ошибаюсь ли я? Хотел понять, по-человечески объяснить ту страшную картину, но теперь вижу, что был не прав. Это не были призрачные галлюцинации, все гораздо хуже: это реальность.
Он выпрямился и прежним сильным голосом сказал:
— Господа, кто пойдет наверх?
Вызвались мы с Линдсеем.
— С вас на сегодня довольно, — сказал Уиддлтон. — Вы уже ходили за газовыми гранатами и доктором, вы уже виделись с ареантропом, хватит. Пойдете вы, инженер.
Линдсей затянул потуже ремень брюк.
— Пистолет у вас есть? — спросил профессор каким-то странным голосом.
— Зачем мне пистолет? — поразился инженер. — Ареантропа пулей не возьмешь.
— Конечно, марсианина нет, наверняка нет… — сказал профессор, быстро подошел к одному из шкафов, немного покопался в нем и вручил Линдсею черный плоский браунинг. — Возьмите. На всякий случай.
Инженер минуту глядел на блестящее оружие, взвесил в руке, пожал плечами и вышел, освещая себе путь фонариком. Мы стояли в дверях. Фрэйзер остался у гранатометов, Джедевани — около «адской машины», а я и профессор вышли в коридор. Тишина стала напряженнее. Я не мог так вот просто стоять и ждать.
— Я пройду только до лестницы, — сказал я и сделал шаг.
Он остановил меня, сильно дернув за пиджак.
— Под честное слово, Макмур?
— Слово, профессор! — воскликнул я и побежал к площадке. Было видно в темноте, как слабый лучик фонарика забирается по маршам лестницы все выше и выше. Потом простучали шаги на уровне третьего этажа, я услышал, как тихо раскрылась дверь малого монтажного зала — и наступила тишина.
