Далеко позади, на дороге, зажглись фары, послышался шум мотора. Первое желание было спрятаться, затаиться, но неожиданно пришла уверенность в том, что это не машина преследователей. Николай шагнул к шоссе, поднял руку. Визг тормозов и заспанный водитель открыл дверцу.
— Куда? На вокзал? Сколько дашь? Поехали.
Через несколько секунд бежевая «Лада» рванулась в сторону железнодорожного вокзала, набирая скорость на пустынном ночном шоссе.
Среди бесчисленных светил
Я вольно выбрал мир наш строгий
И в этом мире полюбил
Одни веселые дороги
Н. Гумилев
Колеса электрички равномерно стучали, навевая дремоту. Николай время от времени начинал клевать носом, сам не замечая, проваливался в темный водоворот сна, потом резко просыпался, когда вагон подскакивал на особо выдающейся шпале. За прошедшие двое суток вымотался просто ужасно, правда, оставалось дороги всего ничего. Электричка, в которой он сейчас ехал, через полчаса, не более, должна прибыть во Владимир. Все оставалось позади, и ночевка на вокзале, жесткие сиденья электричек, ужасная пища привокзальных буфетов, пьяные или озлобленные попутчики.
За эти двое суток он пережил больше, чем за предыдущие тридцать лет благополучной жизни. В прошлой жизни почти ничего не менялось с годами, все шло по накатанной, проторенной для всех, колее. Окончил школу, ничем не выделяясь среди сверстников, затем институт. По протекции удалось устроиться в областную больницу. Женился, развелся, защитил кандидатскую диссертацию. Годы проходили один за другим, одинаковые, словно доски в заборе. В последний же месяц события неожиданно понеслись обезумевшим гепардом, из ниоткуда возникла рукопись, рухнул, казалось незыблемый, уклад жизни. А за эти два дня пришлось научиться спать сидя, в неудобном кресле зала ожидания, питаться пирожками неизвестно с чьим мясом, скрываться от подозрительных сотрудников милиции, что особенно озверели после недавних взрывов в Москве. Николай оброс щетиной, был неопрятен. Один раз его даже приняли за бомжа, но денежная купюра, хрустнув в мощной длани служителя порядка, помогла избежать знакомства с местным «обезьянником». Способности внечувственного восприятия за эти дни обострились чрезвычайно, в ауре он теперь различал такие подробности, что с одного взгляда мог определить, чем человек болеет сейчас, чем болел недавно и чем будет болеть, увидеть настроение и общее самочувствие. Настроение находящихся рядом он не просто видел, а ощущал, как говорится, собственной шкурой. Когда соседом по залу ожидания оказался желчный старик, то в бок словно воткнули тысячи маленьких иголочек, а когда в электричке на сиденья напротив уселась влюбленная парочка, то сладковатый привкус появился даже во рту, а кожа на лице стала липкой и противной. Николай попытался носовым платком стереть липкую гадость, но не получалось, пока долговязая девица с прыщавым кавалером не покинули вагон.
