С этим нельзя было не согласиться. Вся летопись бурной жизни и приключений аквилонского короля была словно впечатана в его тело.
Ринальд, покинув термы, направился в сторону дворца, кстати вспомнив о своем обещании, данном Талгату (он положил для себя намертво запомнить, что тот из мальчиков, который справа — Химат, а слева — Талгат, и никогда не ошибаться, если снова встретится с ними). Сели же и говорить с Треворусом, то сделать это следовало с глазу на глаз, без лишних ушей.
Аргосский правитель и сам редко покидал свою резиденцию, так что на вопрос о нем Ринальду указали, что он найдет Треворуса в оранжерее. Лэрд проследовал туда. Треворус словно не обратил внимания, когда ему доложили об аквилонце. Он стоял среди многочисленных растений и не сводил глаз с увядающего цветка.
— Проклятье, они снова гибнут, — бормотал Треворус. — Виновата эта гнусная погода. Никакого солнца. Растения привыкли к солнцу и не могут без него, — от огорчения его плечи поникли. — Все, к чему я ни прикасаюсь, гибнет.
— Да, — подтвердил Ринальд, сообразив, что вряд ли дождется, когда аргосский правитель уделит ему минуту своего драгоценного внимания, поглощенного цветами, если он будет стоять и молчать. — Да, не только они нуждаются в солнце. Прискорбно, конечно, наблюдать за увядающей красотой таких чудесных созданий, но куда печальней видеть людей, безвинно томящихся в заключения.
— Ты обо мне? — Треворус вытер испачканные землей пальцы об одежду, как простой садовник. — Но мое затворничество совершенно добровольное и нимало меня не тяготит. Что, король Конан уязвлен тем, что я не сопровождал его лично, и послал тебя оказать мне об этом? В таком случае, приношу свои извинения. Передай Конану…
— О, нет, — возразил Ринальд, — мое появление здесь никак не связано с волеизъявлением моего господина, ибо он не выражал никакого недовольства. Напротив. И речь моя не о тебе, право каждого человека решать, как ему жить. Но твои сыновья…
— Мои… — печаль и ярость исказили лицо Треворуса. — Ты их… видел? Проклятье, снова слуги не уследили! О, прости, понимаю, это удручающее, убийственное зрелище! Но что я могу поделать, скажи мне, что? Это ужас, ужас. Породив их, я сделался позором Аргоса… и, не имея иных наследников…
— Не имея иных наследников, — гневно произнес лэрд, — тебе следует не стыдиться Химата и Талгата, а гордиться ими, ибо они умны, подвижны и добры, сумев посреди всеобщей неприязни не превратиться в затравленных зверенышей. Как можно лишать их возможности даже ненадолго покидать дворец? И собака воет, сидя на цепи, а они люди! Люди, — устало повторил он.
