«Не стоит обращать внимания на Бетси. Свадьбы и похороны — главное в ее жизни».
«Знаю. Не обращаю. В общем-то, я дала поводы для умозаключений».
«Граница. Дальше пойдем?»
«Нет. Давай сядем куда-нибудь».
«Ступеньки через стену, по-моему, подойдут. Совершенно сухие. — Мы поднялись и сели рядом на широкий брус спиной к дому. Был очень тихий вечер, неподвижные деревья отражались в воде. — Знаешь, боюсь, я тоже сделала массу умозаключений относительно Дональда. Надеюсь, правильных».
«Неужели?»
Я засмеялась. «Врезалась в твоего Дональда со страшной силой».
Ее лицо на минуту осветилось. «Обычный случай. Со мной случилось то же самое. Он такая… душечка. Даже если я немножко плохо с ним обращаюсь, как сегодня, например, он все равно такой же. Он… Он такой… безопасный! — Она закончила неопределенным тоном, больше всего похожим на уныние: — И я его обожаю, правда».
«Тогда что не так?»
«Не знаю. — Я ждала продолжения, она вытянула ногу и рассматривала ее. — Это правда, я хочу выйти за него замуж. И большую часть времени не хочу ничего больше, чем сделать это как можно скорее. А потом что-то вдруг… И притом он меня не просил».
Я улыбнулась. «Ну, в твоем распоряжении три недели».
«Да. — Она поежилась, вздохнула. — Ох, Аннабел, это такой ад, да? Если бы только можно было сказать! Вот именно так, как в книжках, но когда дело доходит до действительности, все совершенно другое. В смысле…»
«Я бы не сказала, что тебе уж так нужно беспокоиться. У тебя вагон времени, в конце концов. Тебе всего девятнадцать».
«Знаю». Еще один вздох и унылая тишина.
Я сказала через минуту: «Может, поговорим о чем-нибудь еще? Совсем не обязательно рассказывать мне то, чего не хочешь».
«О-о-у, но я хочу. Это в общем-то одна из причин, почему я так мечтала встретить тебя снова. Я думала ты поймешь, увидишь…»
«Дорогая моя», — ответила я беспомощно.
«О-о-у, я знаю, что ты его не знаешь, но когда узнаешь…»
«Да я не об этом. Не могу понять, какого дьявола ты вообразила, что я могу как-то помочь? Я… из своей-то жизни устроила ужасную путаницу».
Я почти ожидала рутинного автоматического ответа, потока доброжелательных возражений, но этого не последовало. Она ответила: «Именно поэтому. Люди, у которых все происходило, как им хотелось, не понимают судьбы. И у них нет времени думать о том, что жизнь творит с кем-то еще. Но если человеку самому было больно, он уже способен понять. Он делается живым. Это единственная польза от боли, которую я смогла придумать. Весь треп, как надо приветствовать страдания потому, что они возвышают душу — это вздор. Люди должны избегать боли, как болезни, если получается… Но если приходится ее выносить, она может сделать их добрее. Выть добрым — главное, да?»
