. Апокалипсическое предчувствие освобождения, жажда справедливости возмездия сливают их в единый поток, хлынувший к берегу Иордана. Хотя сам Иоанн это всячески отрицает, он, конечно, не кто иной, как сам пророк Илия, который — воскресший или никогда не умиравший — появился в том самом месте пустыни, откуда его вознесла на небо колесница и огненные кони; это Илия, вернувшийся в той же своей грубой одежде, со своим неуемным желанием изничтожить самых могучих врагов веры израилевой. Иоанн предупреждает, что надо каяться в грехах и искупить их, дабы обрести хоть малое место в узкой келье Царства Божьего; Иоанн утверждает, что необходимо креститься в речных водах, если желаешь начать новую и чистую жизнь. Мы покаемся публично, омоемся нагими в Иордане, откажемся от веселящего душу вина и услаждающих тело совокуплений, сделаем все, что нам прикажет этот мужественный и таинственный отшельник, в тени которого затачивается острый меч Мессии, который сведет все счеты и отомстит за обиды.
Смешавшись с толпой верующих, плетется с ними и кое-кто из книжников и священнослужителей, движимых отнюдь не стремлением к совершенствованию, а желанием сбить с толку и запутать пророка, прибегая к своим скрупулезным знаниям Писаний и к словоблудию, которым они овладели в повседневном общении с народом. Здесь также шныряют шпионы синедриона[9], доверенные лица Каиафы, которые станут запоминать каждое незадачливое словцо Иоанна, чтобы потом шепнуть на ухо тем, кто их нанял. Иоанн выслушивает тех и других, не моргнув глазом, точно так же, как выслушивает исповедь кающихся и лепет колеблющихся, и всем отвечает громко и внятно.
— Ты, наверное, сам Илия? — говорит какой-то книжник.
— Нет, я не Илия; не войну я пришел развязывать, как Илия; не свершаю я чудес, как Илия; не предсказываю будущее, как Илия. Мое единственное назначение — объявить о скором расцвете Царства Божьего.
— Тогда, значит, ты Христос?
— Нет, я не Христос. Я возглашал и возглашаю на все четыре стороны света, что я только земледелец, который без устали вырывает сорняк, прокладывая путь Господу Богу. Я не Христос, но говорю вам, что Христос — у порога наших долин, и что он гораздо сильнее меня, и что я недостоин развязывать ремни его сандалий. Я крещу водой, но он будет крестить Святым Духом и огнем.
— Почему ты славишь крещение, будто этот обряд никому не известен и ни с чем не сравним? Разве погружение в воду вот уже сколько столетий не входит в обряды богослужения самых разных религий? Разве наши собственные предки, жившие еще до Авраама, не топили своих первенцев в реке, принося их в жертву Богу? Разве не крестились вавилоняне, ассирийцы, персы, египтяне? — спрашивал один священнослужитель.
