По ночам при свете звезд или под шум дождя, стучавшего по навесу житницы, где они укрывались от непогоды, Иуда вел свой рассказ:
— Родился я в Кариоте, селении, неподалеку от города Хеврона, на юге Иудеи. Отец мой, Симон Искариот, владел оливковыми рощами и хранилищами для ячменя и пшеницы. С самого моего рождения он возлагал на меня большие надежды, даже назвал меня Иудой, что означает «да будешь хвалим», и старался учить меня распоряжаться нашим богатством и приумножать его. Но я родился на свет не для того, чтобы считать деньги, хотя все, кто меня знал, думали, что в этом и состоит мое жизненное назначение. Одним прекрасным утром я бросил родительский дом и испарился, как летнее облако. Сначала я пересек Мертвое море на лодке эдомейских контрабандистов, спустился через Моав и Эдом к Аравийскому заливу, добрался кружными путями до египетского Мемфиса, потом воды Нила вынесли меня к морю, а по морю доплыл я до берегов финикийских; ходил на кораблях и торговал бусами и браслетами у островов Греции, собирал сладчайшие винные ягоды на Кипре, водил караваны верблюдов в Византию, рубил гигантские кедры в Ливанских горах и неведомо как снова оказался в Палестине. В порту Тира, куда я причалил после долгих скитаний, кто-то сказал мне, что один галилейский равви творит чудеса у Тивериадского озера и возвещает скорое Царство Божие. И я пришел внимать ему с чистым сердцем, следовать за ним, служить ему учеником.
Меньше всех верил его историям Иоанн, сын Зеведея; с самого же начала чутье рыбака навело его на подозрение. Однако, вопреки всеобщему изумлению, Иисус сделал Иуду Искариота двенадцатым апостолом и доверил ему ящик с немногими бронзовыми монетами, составлявшими все имущество бедной бродячей общины.
Сновидением канула в вечность та весна в Галилее, где Иисус творил чудеса и выбирал себе апостолов. Настали иные времена. Иисус осужден синедрионом на смертную казнь — апостолы Петр и Иоанн, которым удалось пробраться во внутренний двор дома Каиафы, не подавая, конечно, и виду, что оба они последователи Назарянина, приносят страшную эту весть в домик, где скрываются девять остальных. Домик принадлежит тому самому водоносу, другу Иисуса, в нем они накануне собирались на праздничную вечерю. Сюда, не сговариваясь, все и поспешили, презрев на какое-то время опасность, ибо его слова, сказанные за тем ужином — «берите и ешьте хлеб, это — тело мое», «берите и пейте вино — это кровь моя»,— теперь звучали как единственная светлая реальность, оставшаяся им от Учителя.
