В этот самый момент дверь в покои Иосифа Каиафы приоткрыл его домоправитель и сказал:
— В твоих садах находится человек, который говорит, что зовется он Иуда Искариот, и, мол, он один из двенадцати апостолов Иисуса Назарянина и хочет говорить с тобой.
Верховный первосвященник велел впустить его. Иуда Искариот был высок и широкоплеч, острые черные глаза и темные вьющиеся волосы, резко очерченный нос и небольшая бородка; на зеленый хитон накинут желтый плащ. В его внешнем облике не было ничего отталкивающего, напротив, он выглядел живописно и мужественно, как языческий вождь.
— Чего ты хочешь? — спросил Каиафа.
— Если вы мне хорошо заплатите, я вам его выдам, — ответил Иуда. — Приведу вас к тому месту, где он проводит ночи в одиночестве, без этой оравы, которая его окружает и может помешать вашей страже.
— Мы прекрасно осведомлены о его прибежищах и его телохранителях, — сказал Каиафа угрюмо. — Однажды он добрался даже до города Эфрона, к самой пустыне. Теперь он обычно укрывается в Вифании, в полулиге от Иерусалима, или ночует под открытым небом в садах на горе Елеонской. Наши люди повсюду следят за ним.
— Послушай меня, Верховный первосвященник, — сказал, нимало не смутившись, Иуда. — Я готов тогда засвидетельствовать перед тобой и перед всем синедрионом, что Иисус Назарянин открылся нам, своим ученикам, будто он и есть Сын Божий, Христос. Поведал он нам это однажды вечером возле Кесарии Филипповой, и только я один могу выдать его, ибо среди всех там бывших только я один намерен от него отречься.
Лицо Каиафы прояснилось. Нашлось как раз то, чего ему не хватало: для обвинения Иисуса достаточно было одного свидетеля, показывающего, что тот святотатствует, выдавая себя за Мессию.
— Я дам тебе тридцать сребреников, если ты это сделаешь, — сказал Каиафа.
— В тридцать серебряных сиклей Вторая Книга[38] оценивает жизнь раба, — сказал Иуда.
Каиафа воспринял его слова как подтверждение сделки и протянул Иуде кошель с тридцатью монетами.
В тот уже довольно далекий полдень, когда Иисус, выбирая своих апостолов, назвал в конце церемонии имя Иуды Искариота, не менее сотни удивленных лиц обернулось в сторону последнего избранника. Иуда не был галилеянином, как первые одиннадцать, не был он, как они, ни простолюдином, ни сыном бедных родителей. Он так ярко описывал свою жизнь, что почти никто из последователей Иисуса не принимал его речи всерьез, и его считали любителем прихвастнуть, дабы прослыть человеком, повидавшим свет.
