Киев завиднелся на восьмой день пути. Поначалу там ударили в набат, но вскоре разглядели, кто идет, и разлился малиновый перезвон колоколов. Била бедных храмов даже не решились нарушить эту гармонию. Народ высыпал из ворот на берег. В воротах так теснились, что множество горожан спускалось со стен на веревках. Когда князь въехал на берег, народ так заорал, что навсегда перепугали всех ворон; среди криков карканья их слышно не было, и, казалось, они снялись бесшумно и унеслись куда-то за Днепр.
Князю пришлось остановиться, и ждать, пока стражники очистят проход в воротах. Наконец вытеснили всех любопытных из воротного проема, и князь въехал в город, вслед за ним медленно втягивалось войско. Пленных печенегов везли с пехотой, чтобы воины заодно и сторожили их. Как раз за санями Серика шли сани с печенегами, и впереди тоже. Князь здраво рассудил, что от стрельцов ни один печенег не сбежит. Они вертели головами, разглядывали горожан, удивленно таращились на белокаменные храмы.
Серик расслышал, как рядом переговаривались степенные горожане, по виду ремесленные люди.
Один проговорил:
— Помнишь, осенью слухи ходили, будто у них рога на голове, бычьи ноги и сами они как башни? Обыкновенные люди…
Второй насмешливо выговорил:
— А это наш князь им рога поотшибал, вот они враз и стали обыкновенными людьми…
По обозу прокатилось, подхватываемое сотниками и десятниками:
— Сегодня отдыхать! Пировать завтра будем!..
Щербак повернулся к Серику, сказал:
— Завтра с князем пируем, а послезавтра мы тебе с Ратаем два жбана франкского вина ставим. Не забыл? Да и вообще, три дня пировать будем! Заслужили…
— Да нешто я два жбана франкского вина осилю?.. — растерянно пробормотал Серик.
— А ты дружков своих позови, — засмеялся Щербак. — Они ж и наши с Ратаем старые знакомцы. Вот общими усилиями, глядишь, и справимся…
Серик заметил, как с других саней спрыгивают воины и разбредаются по домам. Он спросил:
— А что, Щербак, домой идти можно до завтра?
— А иди… За коней я отвечаю, вот и отведу их в конюшню…
Еще издали завидев Батуту, стоящего в первом ряду толпы горожан, Серик подхватил свой мешок и выпрыгнул из саней. Улыбаясь, Батута облапил его, будто медведь. Серик изумленно воскликнул:
— Ба-а… А ты чего в кольчуге?
— А мы все это время на стенах сидели. Все, кто младше шестидесяти… Ну, пошли, пошли… Я и то за две недели на стенах намерзся, а ты-то, поди, совсем заледенел…
— Да нет, леденеть некогда было… Иной раз — подкольчужную рубаху хоть выжимай…
