Сельчане не верили глазам, но боялись выскочить на улицу, посмотреть всаднику в спину, потрогать в снегу его след. Позапирались во дворах — подпирали спиной двери, цыкали на своих переполошенных собак.
Призрак не призрак явился в Сельцо… Как тут разберешь? Спрашивали у Аскольда днем. Но старый Аскольд говорил, что ничего такого не видел. И было видно, что обрадовала весть старика: не сгинул самый младший сын — Глеб-Воин.
Однако Аскольд пожимал плечами: откуда конь? откуда дорогая шуба? откуда меч?..
Сказали Аскольду:
— Не похоже, что Глеб подавлен печалями.
Через неделю еще раз видели Глеба: проехал верхом по опушке леса, залитый лучами закатного солнца. Сам великан, и конь великан… Ходили потом на ту опушку посмотреть следы и находили лошадиный помет.
Додумались сельчане порасспросить дружков Глеба — что да как. Дружки божились, готовы были крест целовать, что ничего не знали, что зареклись с Глебом дружбу водить. Но откуда-то слух пошел по дворам: как будто очень даже знали про Глеба дружки и не только встречались с ним, а и умудрялись вместе под Чернигов ходить и там промышлять разбоем…
Родня и соседи скрипели зубами: вот непутевый Глеб!.. Вот где вынырнул отрезанный ломоть!.. Пока все думали, что он в норе волчьей прячется или уж зверье растащило его косточки, Глеб в чужих местах себе дурную славу стяжал!..
Вознегодовали сельчане и на своих нерадивых сыновей-недорослей — дружков Глебовых, пригрозили им, велели рассказывать все, как есть. И рассказали дружки, что Глеб уж целую зиму под Черниговом кормится, не бедует: то у кого-нибудь коня отнимет, то у торговца с воза снимет товар, то вломится в амбар, то остановит на дороге и оберет княжьего человека — гонца… А ныне появилась у него новая причуда — стал он в деревнях девок воровать — тех, что покраше-помилее, тех, которым самое время под венец; утащит девицу в лес, набалуется с ней, нагуляется и отпустит на дороге. Женихи на него ох как обозлены. Глеб нет-нет да и побивает женихов, а назавтра высматривает себе новую девушку для утех…
Слушал все это старый Аскольд и усмехался своим мыслям, радовался, что жив сын, хотя и во вражде со всем миром. Конечно, не татем, не разбойником хотел Аскольд видеть Глеба, но думал: пройдет эта блажь, всего-то ведь Глебу пятнадцать лет, целая жизнь впереди, — если убережет Господь, если не призовет в свою небесную дружину славный предок Волот.
Нет в том ничего удивительного, что про Глеба-разбойника однажды нажаловались князю — старому Владимиру черниговскому. Но сначала ничего не сказал князь. Потом опять нажаловались. И княжьи люди, гонцы, били челом — дескать, не проехать но черниговским лесам! дескать, дюжий молодец оседлал дорогу и делает, что хочет, — хочет, обирает, хочет, суд вершит, а хочет, просто так отпускает, и никого не боится — не слышит имени своего господина, никому молодец спуску не дает!.. Терпел-терпел князь и послал малую дружину — проехать по дорогам, по деревням, дознаться про Глеба поподробнее, а если повезет, то и поймать его и привести в Чернигов в колодках.
