— Недалече…
Я подпрыгиваю в кресле. И это ответ штурмана? "Недалече".
— Что значит недалече? — кричу я. — А точнее?
Евсеев, ворча себе что-то под нос, снова проделывает ту же процедуру с иллюминатором и планшетом и, стараясь придать своему голосу как можно больше убедительности, докладывает:
— Под нами… Жиздра. Через восемь минут — линия франта.
Ну врет же! Нахально врет! У меня раздуваются ноздри. Сон как рукой сняло. И усталости нет, и боли в ушах.
"Значит, врать?! — кипячусь я. — Ну, погоди ж ты, я тебя проучу!"
Спрашиваю въедливо:
— Так уж ровно через восемь?
— Ну, не через восемь, так через восемь с (половиной или через девять…
— Угу! — только и Мог я оказать от возмущения. — Засекаю.
Штурман обиженно шмыгнул носом:
— Засекай…
Восемь минут душевного кипения.
Уже совсем рассвело, и, если мы все еще болтаемся в расположении врага, встречи с истребителями нам не миновать. А замки наших пулеметов смерзлись. Мороз — 30 градусов.
Ревниво слежу за стрелкой секундомера, завершающей последний круг. Стоп! Конец. Включаю переговорное устройство:
— Восемь минут прошло. Можно снижаться? Евсеев опасливо заглядывает в иллюминатор.
— Н-нет, — неуверенно бормочет он. — Подожди еще чуток… На всякий случай.
"Чуток, на всякий случай. Эх, Евсеев, Евсеев!" Наклоняюсь, чтобы достать карту, и в то же время пытливо всматриваюсь вниз. Земля просматривается хорошо, только выглядит все уж что-то очень мелко. Ах да! Ведь у нас высота восемь километров.
— Ну что, можно? — спрашиваю опять.
— Еще чуток подожди.
Жду…
Леса, квадраты полей, населенные пункты. Река. Большой, в несколько пролетов железнодорожный мост. Что-то знакомое почудилось. Я еще не успел осознать — что, как острая догадка пронзила мозг. Не может быть! Вглядываюсь точно — наш аэродром! А рядом — хорошо охраняемый крупнокалиберной зенитной артиллерией железнодорожный мост…
От неожиданности теряю дар речи. При нашей высоте нас запросто могут принять за фашистского разведчика, прилетевшего, в порядке военной хитрости, на советском трофейном самолете. Еще две-три минуты, и мы могли бы попасть в неприятное положение. Слева мост и зенитки, справа — запретная зона и опять зенитки. Уж, наверное, мы у них сейчас на прицеле…
Торопливо, рывком убираю обороты моторам, закрываю наглухо систему охлаждения и резко кладу машину в глубокую нисходящую спираль. Самолет камнем валится вниз.
Евсеев схватился за живот:
— Ой!..
Я знаю, — он терпеть не может резкого снижения, но что же поделаешь, я не виноват — сам привел.
