Отстранив Геррети, я сделала один шаг, потом другой…. Оглянувшись, Вороны расступились, открывая дарсая, который сидел на полу, заживая руками живот.
Я опустилась рядом на колени и отняла его ладони от раны. Губы мои задрожали.
Я знала, насколько тяжело его ранение, но одно дело — знать, и совсем другое — видеть. Быть так близко от него — не того, что существовал в моем сознании, но живого, все еще живого. И так близко. Он сидел, привалившись к стене, без кольчуги, без шлема, в одной заношенной грязной рубахе и кожаных штанах. Я держала его руки за запястья, не прикрытые кожаными перчатками, его кожа была еще теплой, но он был уже почти мертв — так мне казалось. Мне было так страшно.
А он вдруг открыл глаза. Рука в окровавленной перчатке взяла меня за подбородок.
— Да выживу я, что ты так пугаешься, — сказал его тихий, хриплый, странно мурлыкающий голос, — Забудь. Делом займись, битва-то не кончилась.
— Рану надо зашить, — пробормотала я.
Старший веклинг положил руку мне на плечо, склоняясь надо мной.
— Я этим займусь. Он прав, атака скоро повториться.
Я стояла на коленях, глядя в запрокинутое белое лицо дарсая. У рта обозначились резкие складки, губы посерели. Я почти физически чувствовала, как жизнь уходит из него. Мне было так страшно. Нет, он… Он был уже настолько стар, что, в сущности, можно было и не бояться за него. Сила его духа была сталь велика, что можно было уже и не бояться за его тело, оно могло вынести все, что угодно. Практически невозможно убить Ворона подобного возраста. Но я чувствовала, что он умирает. Я чувствовала, что он умирает. Закусив губу, я смотрела в его лицо, и внутренняя дрожь охватила меня, когда я подумала, ощутила, что он может умереть — прямо сейчас.
Старший веклинг сжал мое плечо.
— Не беспокойся за него, — негромко сказал он, — Не беспокойся, слышишь?
Я поднялась на ноги и повернулась к нему. В полумраке его лицо казалась бледным.
— Не беспокойся, — очень тихо и мягко повторил веклинг, — Не беспокойся за него, все не так страшно, как выглядит, — сказал он, на миг улыбнувшись мне, — Для него такие ранения не опасны.
Я смотрела на него и молчала. Разумом я понимала, что он прав, но сердце мое болело — по-настоящему, физически болело. Я так боялась, и этот страх неподвластен был разуму.
Раздалось множество детских и женских голосов; с верхних этажей спустились слуги и домочадцы Эресундов. Пришли родители властителя Квеста — под руку, седые встревоженные люди в коричневых одеждах. Спустились младшие сестры Ольсы, светловолосые, тоненькие, в зеленых платьях. Спустилась перепуганная Инга с выводком детей. Геррети, заложив руки за спину, прошелся вдоль коридора, оглядывая вновь прибывших, и вдруг остановился и громко объявил, что необходимо собрать обоз и покинуть крепость.
