— Согрейся! — пододвинул стакан ближе к Гаранину.
Но Сергей отказался.
— Почки что-то стали барахлить. Временно воздержусь.
Меркулов не стал настаивать.
— А я глотну. Голова что-то трещит.
Выпил, не разбавляя водой. Закусил жёлтой с чёрными подтёками повидла, подушечкой. Зачадил "Примой".
— Вот так-то, Серый. Квартира в Питере, а я…Ладно. Пиши!
Гаранин вытащил тетрадку, авторучку.
— Что писать?
— Пиши: в счёт «Вторчермета» получено от старательской артели "Мир"…Сколько возьмёшь?
— Тонн двенадцать. Максимум.
— Лады! Пиши: получено двадцать две тонны чёрных металлов…
Расстались довольные друг другом. Даже расцеловались:
— До встречи, Илья Александрович! Как попаду в ваши места — обязательно заеду!
— Заезжай, парень. Когда проведаешь нас в следующий раз, головой думай, меркешкин,!
— Это как понимать, доцент-процент?
Сергей раздумывал: обидеться ему или нет. Решил не обижаться — что с пьяного возьмёшь! Но на всякий случай спросил:
— Это как понимать! — Гаранин вытянул шею из кабины. — Вроде бы, я и сейчас не без башки приехал?
Илья Меркулов расхохотался.
— С башкой! С башкой! Помница, ты за столом о каком-то чире упоминал. Дескать, у нас в Колыме…
— В озёрах Олеринской тундры, — поправил его Сергей.
— А нам без разницы!..Вот и раскинь мозгами. Чир будет — будет и металолом!.. — Понял, красавец!
РАЗМЫШЛЕНИЯ ПЕРЕД НАЧАЛОМ ОЧЕРЕДНОГО РОМАНА
И перо не тянется к бумаге, и мысль спотыкается, как подвыпивший путник на скользком колымском льду. Устал. Зверски устал. От мыслей, от чувств, от поисков слов. Тысячи страничек, исписанных размашистым почерком, давят на маленький полированный стол.
Неужели это он — Семен Курилов — исписал этот ворох бумаг!? Неужели люди безмолвной тундры ожили под его пером?.. Что ожидает эту птицу-книгу, выпущенную с ладони юкагира в чистое небо?..
Шелестя страницами-судьбами, слова рукописи еще готовятся взлететь в поднебесье, а жар сомнений уже поджигает больное сердце. Еще нет ни внутренних, ни внешних рецензий, еще не теребят книгу литературоведы, пробуя крепость оперения, но сознание уже подыскивает слова, которыми он — Семен Курилов — будет защищаться от недоброжелательных критиков.
Почему — недоброжелательных!? Когда пишешь, надеешься на критика-союзника, критика-единомышленника. Но, непонимающие тоже будут. Непонимающих всегда хватает…
"В вашем романе слабо ощущается классовая борьба".
"Но зачем же подходить к северному роману с обыкновенными российскими мерками?"
