— Ну, корешочек, если Россия потребует, после кофею одну машину вон на эту горочку поднимешь? А?
— Эта одна машина, небось, твоя? — сощурился в усмешке бульдозерист. — Все вы одним миром мазаны, под себя гребёте!
— Моя, — засмеялся Гаранин, — догадливый. А, насчёт, «гребёте», так где ты видел, браток, грабли, которые бы от себя гребли? От себя — то уже будут не грабли, а твой бульдозер!
Бульдозерист устало вздохнул.
— Не могу — засну за штурвалом и… коньки отброшу! Сутки они и есть сутки!.. Да ты особенно не гоношись, на смену мне скоро сменщик на новом бульдозере пришкандыбает…
— Браточек, прошу, в смысле, умоляю!..
— Сказано — не могу! Понимаю, всё понимаю, подошла твоя очередь, а тут — как назло! — бульдозерист пошабашил. Да?
— Так да не так! — усмехнулся Гаранин. — Очередь моя в самом хвосте — это ж сутки ждать придётся!
Бульдозерист усмешливо взглянул на него. Зевнул.
— Я то тут при чём?
— Послушай, браток, — Гаранин протиснулся в кабину, слегка подтолкнул разомлевшего водителя, высвобождая себе место на кожаном сиденье, — у тебя баба есть?
— Это в каком смысле? — брови бульдозериста поползли кверху.
— Так и понимать: зазноба имеется? Любимый человек с сиськами. Лапочка в тапочках на босу ногу!
— Допустим, есть.
— Отлично, корешман! Презент ей сделаем!
— Это каким же образом?
— Ты в своей жизни соболя хоть раз видел?
— На местном прокуроре! Лекцию он у нас читал. О браконьерах. Так на нём не только шапка, но и шуба была соболья.
— То-то! Затяни машину на перевал, спусти её на другую сторону — получишь соболя!
— Врёшь! Откуда у тебя соболь? Покажи!
— Есть соболёк. В кабине. Чтоб мне с места не сдвинуться…
Дожжал всё-таки Гаранин бульдозериста!..Заурчала железная машина, крутанулась на месте, пугая своим ревом всё живое окрест и, круша обледенелую трассу, выскрёбывая траками торф из-под утрамбованного льда, двинулась к гаранинской машине…
— Держи трос, шоферюга!..
Лёгкий рывок — опытный бульдозерист! — и машина Гаранина поползла вперёд…
— Лугаюца, очена-очена шибко лугаюца! — чуткое ухо чукчи уловило матерный взрыв. — Очена нехолосо лугаюца.
— Лугаца нехолосо! — передразнил его Гаранин.
— Нехолосо, — согласился чукча.
И всю дорогу — верх-по прямой-спуск! — осторожно передвигалась гаранинская машина, обложенная матом.
Перевал и огромные кострища, возле которых дневала и ночевала шоферня, четырёх-пяти-шестиэтажный мат остались позади. Гаранин отцепил трос и приоткрыл дверцу кабины.
— Отец!
