Колючая Арктика | страница 44



— Это же удар по Семену!

— Что вы сказали, Леонидыч?

Кучаев не заметил, что начал мыслить вслух.

— Так, ничего…

И СНОВА — ПЕРЕВАЛ

И снова маячит впереди этот жестокий и коварный перевал. Тогда, когда в кабине сидела З. И. Щеглова, Сергей Гаранин преодолел его на одном самолюбии. Ему и сейчас вспоминать противно, что он, как институтка паршивая, шептал ласковые слова машине! Что есть — машина!? Машина — металлический зверь. Зубами обязана скрипеть, цилиндрами клацать, а брать намеченную человеком высоту, не испытывая при этом ни радости, ни печали…

Испытывает трасса нас морозом, одиночеством

И дарит трасса краски нам сияния полночного…

Почему-то на слуху стихи, которые ему нашептала Зина. И, они, эти немудрённые строки, его разозлили. И ещё ему припомнили горячие постельные нашептывания: "Мы же любим друг друга, Серёженька. Разве этого мало. Зачем нам много денег, а, Серёженька?"..

Тогда он промолчал. Дура стоеросовая! Деньги — это свобода. Без дензнаков ты букашка, а с деньгами — человек! Да что там говорит с бабой!?.

Мысли эти как появились в голове, так и улетучились — дорога не позволяла расслабляться! Дрэк дорога! Эта внезапная — всего на несколько дневных часов! — оттепель наделала бед. Накатаное проезжее полотно застеклянело и по нему, с черепашьей скоростью, не пытаясь обогнать друг друга, двигаются машины. Множество машин. Со взрывчаткой и цементом, кирпичом и байковыми одеялами. С шампанским и термобигудями!..Господи! Да на черта на Крайнем Севере эти термогуди-бигудики!? Брошки-вошки?! Мыльницы-пыльницы?!.

Перед очередным перевалом, — до оттепели его преодолевали своим ходом! — огромная очередь машин в ожидании, когда бульдозер или трактор растормошат её, растерзают её, перетаскают поодиночке «УРАЛЫ» и «ТАТРЫ» на другую сторону перевала. А там, по билибинской трассе — шашком-шашком, почти пёхом! — но уже своим ходом до материальных и продуктовых складов. Там разгрузятся и поканают в путь обратный.

И он — Серёга Гаранин — должен сейчас пристроиться в конце очереди и ждать, ждать, ждать. Ждать до посинения, до того момента, когда бульдозерист бросит ему конец и крикнет: "Проснись, корепан! Крепи к своей фыркалке трос!"

Эта оттепель — в рот ей дышло! — выбила заработок прямо из рук, как щипач вывернула длинный рупь из кармана…

Злость, беспричинная злость, — ну почему беспричинная, причина всегда сыщется, если её поискать! — искажается красивые черты лица Сергея Гаранина. "Дурак!" — неожиданно перед его глазами «появляется» постоянно улыбающее лицо Серёжи, — Сергея Щеглова! — глядящего днём, ночью не видно! — на брачное ложе! Всякий раз, Гаранину хотелось крикнуть: "Чему лыбишься, голоштанник?! Не мог бабе даже сберкнижку сообразить! Собственный «Жигуль» был бы сейчас тут! В правом кармашке!"..