Мы глянули в ту сторону, откуда доносился голос, и увидели девочку, совсем маленькую, грязную и босую, с большими недоверчивыми глазами. Девочка спешила к дому по соседнему лугу, а следом за ней бежал барашек. Когда она приблизилась, я спросил, не здесь ли она живет, и она ответила, что да, здесь и что ее мать, которая нам, разумеется, и нужна, отправилась в город, а дочку оставила приглядывать за домом, но она не послушалась и убежала пасти барашка. Затем девочка пригласила нас войти и подождать, а она тем временем принесет воды из колодца для омовения.
— Благодарим тебя за любезный прием, — сказал Иисус, — но мы не можем ждать. В этот час отца моего наверняка уже ведут на казнь.
Я скорее из сострадания, чем по убеждению возразил:
— Боги нередко начинают препятствовать осуществлению наших целей, когда нам кажется, будто дело вот-вот благополучно разрешится, но в других случаях они же самым неожиданным способом вытаскивают нас из затруднительного положения in extremis.[11] Давай поступим так: ты останешься здесь, с этой милой девчушкой и ее барашком, а я поспешу на поиски Апия Пульхра и постараюсь добиться, чтобы он отсрочил казнь хотя бы на несколько часов.
— А ты думаешь, что он откликнется на твои просьбы, раббони? — спросил Иисус с искрой надежды в голосе.
— Вне всякого сомнения, — солгал я. — Мы с ним оба римляне и принадлежим к сословию всадников, если, конечно, тебе известно, что это такое, и Апий Пульхр никогда и ни в чем мне не откажет.
Не дав ему времени поразмыслить над сомнительностью подобного утверждения, я снова бегом пустился в сторону Храма, до которого вскорости и добрался, ни разу не сбившись с пути, так как благодаря своим размерам Храм был виден издалека. Но примчался я туда в буквальном смысле слова на последнем издыхании. У ворот я спросил у стражников, вывели уже приговоренного или нет.
— Мы не заметили, чтобы он проходил мимо, — ответили они, пожав плечами и с наигранным пренебрежением. — Войди и спроси у своих земляков-легионеров, потому как им, а не нам, иудеям, выпало этим заниматься.
Во дворе четверо легионеров разыгрывали в кости скромный хитон Иосифа. В углу стоял сам осужденный, веревкой привязанный к одной из колонн, рядом с ним прислонили к стене крест из светлого дерева с табличкой, на которой можно было прочесть: «IOSEPHUS INTERFECTOR».[12] По тому, как были обструганы и соединены доски, как была выполнена позорная надпись, я сделал вывод о прилежании и мастерстве плотника. Я подошел к нему — он узнал меня и спросил, почему со мной нет его сына Иисуса. Я успокоил Иосифа, сказав, что оставил мальчика в очень хорошей компании — в доме блудницы.
