— Благодарю вас, мэтр, — тихо отозвался Лионель.
— Только хвалят тебя больно много. Смотри, не возгордись, мальчик. Помни, что ты добился всего через одну только милость Богини.
Лионель ничего не ответил.
— Что молчишь? — нахмурился старик. — Или не так?
— Я много потрудился, — сказал Лионель. — Богиня Мудрая милостива ко мне, но я и сам кое-чего стою.
— А! все такой же. Гордец, честолюбец! Когда-нибудь погибнешь ты через свою гордыню, мальчик.
Лионель слегка улыбнулся.
— Надеюсь, это случится не скоро, учитель.
— Мало тебя розгами драли! — резко сказал мэтр Эйбел. — Мало в тебе смирения!
— Так ведь если всю жизнь к земле пригибаться, в небо не взлететь, — заметил Лионель.
— А тебе в небо захотелось?
— А вам, мэтр, разве не хочется?
Некоторое время старик молчал, меряя его взглядом. Ноздри его дрожали.
— Что ты задумал? — спросил он почти шепотом.
— О чем вы, учитель?
— Что ты задумал?! — повысил голос мэтр Эйбел и вдруг вскрикнул: — Не смей лгать мне! Я тебя знаю как облупленного! Говори — что за мысли такие у тебя завелись?!
Лионель молчал. Старик действительно хорошо его знал и угадал насчет тайных мыслей. Свой замысел Лионель вынашивал долго, но не доверил бы его никому, даже бывшему своему наставнику. Потому что знал: осуществить задуманное ему не позволят. А целил он не куда-нибудь, а прямо в небо.
То есть, выражаясь фигурально.
Ему не давалась магия творения. Не та, которая была доступна многим сильным магам (в том числе и мэтру Эйбелу). Слепить из кажущегося «ничто» камень, комок глины, кусок руды — проще говоря, неорганический предмет — мог почти каждый, кто носил синюю мантию. Умение создавать растительную органику давалось немногим. Лионель умел и это.
Творить живое — дышащее, чувствующее, — по преданиям, способны были только и исключительно Боги.
Но Лионелю в это не очень верилось.
Все дело в том, считал он, что маги искусственно ограничивали поток, который пропускали через себя. А происходит это от неуверенности в себе и своих силах. И Лионеля с детства учили сдерживать поток магии, нарочно зажимать его, чтобы не допустить стихийного прорыва. "Никогда не выкладывайся полностью", — повторяли наставники. Лионель и сам долгое время боялся, что магия, если однажды ослабить барьеры, захлестнет его с головой, выпьет его силы и уничтожит рассудок.
Но что, если однажды раскрыться для магии полностью? Если вложить в заклинание всего себя? Как знать, может быть, именно полная самоотдача поможет ему овладеть умением, которое до сей поры было доступно лишь Богам?
