Все.
Появились достаточно хитроумные изобретения — машины — которые она не была в состоянии даже начать понимать. И языки изменились так сильно… Ей приходилось сосредотачиваться, чтобы понять быстро произнесенные слова, которые, являясь загадочными коллоквиализмами[3] и сленгом, были выше ее понимания. От этого напряжения ее мозг плавился.
— Дай себе время.
Повернувшись, позади себя она увидела своего старшего брата М'Адока. Будучи созданием, эмоции которого были жестоко отняты, она почувствовала, как ее сердце взволнованно забилось при его приближении. Это была приглушенная радость, которая только напомнила ей то, как ощущается настоящее счастье. Но призрачные эмоции были все же лучше, чем никакие эмоции вообще.
У М’Адока, такого же высокого и гибкого как она, были черные, волнистые волосы и глаза такие голубые, что казались светящимися.
Она протянула ему руку.
— Как хорошо видеть тебя снова, брат.
Его пристальный взгляд неуловимо смягчился, когда он взял ее руку и поднес к своим губам.
Лета вздрогнула, так как незваное и неожиданное изображение того, как его пытают, возникло перед ней. Даже спустя тысячи лет она все еще могла слышать его крики.
И свои собственные.
Как будто прочитав ее мысли, М’Адок обнял ее. Он взял ее лицо в свои руки и удерживал возле своего плеча. Лета тяжело дышала, пока он передавал ей знания об изменившемся мире и как в нем все устроено.
— Ты поставила перед собой очень трудную задачу, сестренка, — выдохнул он в ее волосы. — Тебе следовало бы остаться со всеми нами и не изолировать себя.
— Я не могла.
Для нее было бы слишком болезненно видеть их всех бесчувственными, в то время как она помнила, какими они были до того, как Зевс наказал их. Единственная эмоция, которую Зевс оставил им, была боль, чтобы он мог управлять и наказывать богов сна, и эта никогда непрекращающаяся боль съедала ее изнутри.
Она была бы вынуждена жить в холодном мире, и это как ни что другое было причиной того, почему она была даже довольна спать целую вечность.
Она отстранилась от М’Адока, чтобы посмотреть ему в глаза.
— Я должна остановить его.
— Он не единственный бог Боли. Болью пропитано все в нашем мире и в мире людей.
— Я знаю. Но он — абсолютное страдание. Ему недостаточно заставить своих жертв кричать. Он разрушает их, ум, тело и душу. Ты не был там, брат,… ты не видел.
Однако он вздрогнул, как будто на самом деле мог видеть ее воспоминания.
— Все делают то, что, как они чувствуют, они должны сделать. Я уважаю тебя за твой выбор. Но это не означает, что я соглашаюсь с ним. — Его взгляд стал резким, прежде чем он заговорил снова. — Долор убьет тебя, если ему представится шанс.
