Врачеватель-2. Трагедия абсурда. Олигархическая сказка | страница 52



– Ха-ха-ха! Ну эта ж нада, а! Ой, не могу! Ну, интеллигенция, повеселила ты нас! Благодарствуйте, давненько так не смеялся от души! Ой, не могу… Повеселили… – старательно вытирал он ладонями мокрые от слез щелочки-глаза в то время, когда на нашем столе уже стояли в прозрачной здоровенной бутыли трехлитровка белой мутноватой жидкости и несколько резных деревянных мисок с капусточкой, грибочками да огурцами разного посолу. А перед каждым из нас Еропка положил по деревянной ложке, скорей всего для суши, поставил по деревянной кружке, видимо для кваса, и по берестяному стопарю – понятно для чего. По всей вероятности, деревянные тарелки с такими же деревянными вилками в сервировку не входили. Не предусмотрено было, наверное, «этикетным регламентом» данного заведения. А что ты тут скажешь? Понятное дело: сплошная экзотика.

Когда спазматические приступы безудержного смеха покинули наконец грудное сознание Фаддей Авдеича, он со знанием дела, хорошо натренированной рукой разлил самогон по стопарям, а квас по кружкам, который, забыл сказать, принесли в какой-то расписной бадейке, и тоже, кстати, деревянной.

– Ну, гости дорогие, хочу выпить за прибытие.

Мы беззвучно чокнулись берестяной корой и все вместе разом опрокинули по первой.

А первачок, скажу я вам, и вправду оказался, что доктор прописал. Вполне соответствовал количеству дворов в деревне: эдак градусов под шестьдесят – семьдесят.

Зажмурив глаза, я долго держал у ноздрей здоровенную краюху черного хлеба и думал почему-то исключительно о том, что самое трудное – первый стопарь, а потом организм, как правило, адаптируется и дальше будет легче.

Немного придя в себя, я с содроганием взглянул на близкую мне женщину… и, не кривя душой, скажу – действительно содрогнулся: сидела счастливая и довольная, будто только что пила не самогон, а воду. Ну и какой же идиот первым швырнул человечеству мысль, что слабый пол – это женщина? Курам на смех! Даже если касаться сугубо физиологической стороны вопроса.

– У женщины неизлечимы три болезни: шизофрения, бешенство матки и алкоголизм, – ни с того ни с сего и ни к селу ни к городу, тупо глядя перед собой, но весьма многозначительно изрек я. И судя по всему, с большой претензией на компетентность. После чего поймал себя на мысли, что, кажется, нисколько того не желая, становлюсь женоненавистником. Прямо скажем, неутешительная новость для меня, ибо при моем отношении к сексуальным – пока еще, надеюсь – меньшинствам, да и при мыслях таких, итог для писаки тогда лишь один – алкоголик-одиночка.