Тамара действительно подобрала для нее идеальную публику. Господа из высшего общества, конечно, не заглядывали к Нине: у нее собирались коммерсанты средней руки, девицы, подыскивающие женихов, и представители богемы с длинными волосами и неизменными разговорами о погибшей культуре. Часто к Нине заходили и вовсе незнакомые личности, которых приводили друзья друзей. Они не требовали роскошного угощения (в целях экономии Нина предлагала только коктейли и закуски), им достаточно было того, что в доме шумно, дымно и весело и что хозяйка соблюдала некие церемонии, которые позволяли гостям чувствовать себя недалеко от вершины мира.
Поначалу Нина слегка побаивалась этого разудалого табора, но очень скоро поняла, что гости заинтересованы в ней куда больше, чем она в них. Всем им требовался повод, чтобы показать себя и посмотреть на других, им нужен был большой дом с лужайкой и атмосфера необязательности. У Нины не придирались к акценту и не задавали лишних вопросов.
В короткое время она завела больше сотни знакомых, из которых никто не стал ее другом. Может быть, среди них и были интересные люди, но все складывалось так, что о серьезных вещах у Нины не говорили. Шутки, флирт, сплетни – никто не показывал своего истинного лица. Но так оно и должно было быть: Нина не хотела ни с кем сходиться. Дружба предполагает откровенность, а откровенность могла стоить ей очень дорого. Ее «семейный круг» оставался очень мал: Тони, Тамара и Иржи. Лемуана, хоть он и знал ее тайну, можно было не считать. Он примыкал к ее жизни с краю, который соприкасался с портовыми спекулянтами и виноторговцами, а от этого мира Нина хотела отгородиться самой высокой стеной.
К Лабуде она испытывала теплую, но все же презрительную жалость. Нину трогало то, что он дал ей возможность заработать. Она берегла его и старалась не впутывать в отношения с Лемуаном и Олманом. Но сам Иржи не берег ее нервы.
– Я знаю, что в Шанхае присутствуют чехи, – говорил он каждый раз. – Скоро нас выведут на прозрачную воду.
Нина стискивала зубы. Она всеми силами пыталась забыть о своих страхах. Как только у нее появились деньги, она начала ходить по блошиным рынкам и антикварным магазинам, выискивая переливчатые муранские вазы и голландские серебряные черпаки с выпуклыми мельницами на дне. Обилие красивых вещей успокаивало ее: они были символом того, что ей многое позволено.
Найти продавца, который не понимает, что за вещь попала ему в руки, долго прицениваться, торговаться и все-таки выкупить лампу Тиффани или статуэтку работы Лансере.
