– Откроем ресторан?
– Пани Нина, ну что вы умеете в ресторанах? Я умею только есть. А вы?
Иржи всегда был прав, но такая правда подрезала крылья. Его Нина тоже ненавидела.
Она не признавалась ему, что на самом деле отчаянно боится провала, что до немоты стесняется своего акцента – помеси английского с нижегородским.
В «Астор Хаусе» Нина попыталась выйти к тиффину – никто даже не заговорил с ней. Она оскорбилась. Вечером все пыталась убедить Иржи, что сама не хотела танцевать «с торгашами».
– Вы видели их дам? Лица узенькие, подбородки как у фельдфебелей и слюнявые ротики в середине.
Нина не понимала, в чем дело: она выглядела лучше всех – платье, веер, жемчуг…
– Вы смотрели так, будто выбирали жертву, – сказал Иржи. – Люди боятся: у вас вид, как у злой сосачки. Ой… То есть у сосульки. Нет, я неправильно по-русски говорю… Как называется тот, кто кровь из людей пьет?
– Комар, – вздохнула Нина.
Иржи смущенно улыбнулся:
– Простите меня. Мне действительно жаль, что я не могу доставить вам помощь.
Эта покорность обезоруживала Нину. Иногда она срывалась и кричала на Иржи. Каждый раз после этого просила прощения и давала себе невыполнимый зарок: «Не сметь мучить его!» Она сама взяла его с собой, и он все-таки учил ее английскому, переводил трудные места в газетах.
Ему надо сочувствовать. Можно представить, что он испытал, когда его, деликатного воспитанника консерватории, бросили в окопы. Он страдал расстройством желудка после двух глотков солдатского супа и терял сознание при виде мертвых. Его бил австрийский офицер, если вовремя не получал жалованье, пополнение или письма из дома.
Иржи будто собирал несчастья на свою голову. Стал вылезать из коляски – умудрился сломать здоровую руку. Проклиная все на свете, Нина потащила его к доктору. Сама с ним объяснилась – Иржи двух слов связать не мог: сидел на кушетке, дрожа всем телом.
Доктор взял за прием столько, что у Нины сердце упало. На следующий день она отправилась в банк – просить о кредите. Но наглый юноша с челочкой на пробор сказал, что лицам без гражданства кредит не дают.
Назад ехали по улицам Французской концессии: за высокими оградами – жизнь, смех, удовольствия…
Нина вычитала, что большинство миллионных состояний в Шанхае нажиты преступлением. В начале прошлого века английские купцы завезли в Китай индийский опиум и сделали все, чтобы пристрастить местных жителей к зелью. Когда император попытался ввести запрет на торговлю наркотиками, англичане прислали флот и разгромили его армии. Китай был вынужден подписать неравноправные договоры: иностранцам позволялось ввозить опиум, устраивать концессии и управлять ими по собственному разумению. Так Шанхай из рыбачьей деревни превратился в богатую полуколонию. Запрет на опиум был введен только в 1917 году, когда пятая часть мужского населения Китая стала наркоманами.
