Вавилонская башня | страница 73
____________________
* Лови мгновение (лат.).139
татель “регрессивного биоморфного дизайна” художник Женя Шеф.)
Однако главная черта неоархаического искусства, которая теснее всего сближает его с началами нашей культуры, — это его “литургическое” начало, объединяющее массы в акте коллективного творчества.
В этом направлении мир толкает электронная революция. Компьютеризация вынуждает общество развиваться парадоксами: с одной стороны, “мировая деревня” Маклюэна — все разбрелись по своим “пещерам”, но с другой -.все сплелись в невиданный раньше клубок. В США компьютерная информационная сеть уже сегодня связывает четырнадцать миллионов человек. Каждый из них сидит перед экраном своего персонального компьютера, и в то же время каждый — частичка этого добровольного, невидимого, анонимного, аморфного, стремительно разбухающего сообщества.
Сам по себе размах, небывалый масштаб этого явления говорит о том, что в этой сфере происходит нечто таинственное и судьбоносное. В пространстве информационных сетей решаются научные, технические и социальные (в том числе и российские, между прочим, проблемы), проходят конференции, выставки, сочиняются истории, рождаются легенды. Здесь, в “киберспейсе”, справляют свои ритуалы многочисленные и разнообразные архаисты от кибернетики, которые тщательно артикулируют родство своей нарождающейся культуры с ее древним прообразом — тем первобытным синкретизмом, который обусловливал единство поэта и толпы.
Не об этой ли “эфирной соборности” писал мечтавший воскресить архаическую культуру Вячеслав Иванов, когда он пророчествовал о “синтетическом искусстве всенародного действа”?
Впрочем, если такое искусство состоится, врядли оно сохранит свое имя. Первобытные народы не знают этого
140
понятия. Когда аборигенов спрашивали про искусство, они не понимали смысла вопроса. “Мы просто все стараемся делать хорошо”, — отвечали они.
Архаическое творчество направлено на создание не произведений искусства, а среды в целом. Искусство, как воздух, окружает человека со всех сторон. Оно неразличимо, потому что его единственным объектом является сама реальность архаического человека: он, как, впрочем, и мы, живет в мире, сотворенном воображением.
В поисках такого цельного, одушевленного, “очарованного” мира мы и обращаемся к предкам. У них мы ищем ответа на тот мучительный вопрос, который задал нам Ницше: что делать, когда.Бог умер?
Архаический человек сотворил бы себе новых кумиров.