22 июля, среда.
Горькая соль на губах. Сил нет плыть, сил нет держаться на воде. Тяжелые волны тянут вниз, толкают в плечи. Толчки, толчки, волны тяжелого сна, глаза не разлепляются, организм ныряет обратно в сон… Опять толчки — просто какой-то шторм… Один глаз с трудом удается приоткрыть:
Мила убрала руки с его плеч и поморщилась.
— Ну и запашок! Ерш хлебал?… Куда! — она поймала попытавшегося повернуться на другой бок Никиту за плечо, — Просыпайся, я сказала!
Тон Милы ничего хорошего не предвещал. Никита открыл второй глаз.
— Надо было водку у тебя отобрать… пивом бы обошелся…нервы у него, понимаешь!
— Фиг тебе! — Никита вяло потянулся и сунул руку за диван, где стояла бутылка с остатками водки.
Ничего там не было. Пошарил рукой, посмотрел — точно нет! Вот черт…Он обернулся к Миле. Та, ехидно улыбаясь, выставила вперед две фиги:
— А тебе две!
— Ты что ли убрала? Отдай!
В ответ она только отрицательно качнула головой.
— Слушай, ты мне, собственно, кто? Жена?! Расхозяйничалась! Давай говорю!
Насмешливо поднятая бровь:
— Вот жена и будет давать!
— Ну, я сейчас поднимусь и сам найду!
— Лежать! — Мила сделала движение рукой и Никиту словно железным рельсом прижало к дивану. — Успокоился, быстренько! Успокоился?
— У-успокоился… — с трудом выдавил Никита. Рельс исчез. Ощупав на всякий случай ребра, Никита, кряхтя, приподнялся и сел.
В щель между небрежно задернутыми шторами с трудом пробивалось солнце. Кружащиеся на свету пылинки вызывали странные реакции — безудержно першило в горле, начали слезиться глаза. Никита с трудом осознал, что это вчерашний стресс дает о себе знать, и жалобно протянул:
— Слу-ушай, ну будь человеком…ну грамм сто…ну это антигуманно, в конце концов!
Мила пожала плечами:
— А я не человек. Гуманность — это не ко мне.
— Не человек она!.. А кто?
— Истинная! Ладно, об этом немного позже. А сейчас мы тебя подлечим!
— Истинная кто? Истинная стерва?
— Помолчи, дуралей! Вот ты — ученый? Ученый чему?
— Это существительное такое есть в русском языке!
— Вот и «истинная», тоже существительное. Полежи спокойно, сейчас станет полегче.
Она просто присела рядом с ним на диван и замолчала. Через несколько минут, Никита с удивлением обнаружил, что муть, хаосом заполнявшая похмельный мозг, начинает оседать, мысли становятся ясными, возвращается логика суждений. Проявления тошноты и головной боли, также быстро ослабевали. В какой-то момент Никита почувствовал, что он практически здоров. Сильное похмелье превратилось в легкое недосыпание, а злость на Милу — в сексуальное влечение к ней. Так и тянуло, погладить ее обнаженную, покрытую золотистым загаром ногу, однако он не решался.
