Клава, спавшая в окружении всех этих сокровищ, показалась мне такой трогательной, что я всем сердцем понял Серёжку. Её мама — немыслимая красавица — смотрела на меня такими же глазами, как у Клавы. Господи, да что там барометр, всё на свете я бы отдал, чтобы иметь право смотреть в эти, чёрт возьми, один раз в жизни встречающиеся глаза!
Я молчал. Ослепительные глаза смотрели на меня.
— Видите ли, — начал я, когда молчать стало уже невозможно, — мне иногда кажется, что мой сын отнимает у Клавы слишком много времени. Сейчас в школе такая нагрузка…
— Да. Я бы ни за что не выдержала, — согласилась Вера Сергеевна. — Но вы не беспокойтесь, Павел Афанасьевич, Клава девочка с характером. Я уверена в ней больше, чем в себе…
На другое утро мы с Ритой стояли у окна. Наш дом многоэтажный, и шелковица, у которой топтался Серёжка, была хорошо видна. Опять не надел пальто, нахал! Я обнял Риту, и мы затаив дыхание ждали, когда к Серёжке подойдёт Клава. Наконец она появилась и протянула Серёже руку. Они пошли, как всегда покачивая сцепленными руками. Начиналась метель, и через секунду две фигурки исчезли в ней.
Рита сказала:
— Бедные дети. Их рабочий день начинается раньше нашего.
Я сейчас очень любил свою жену. Не надо мне никаких других глаз.
— Рит, а может, правда сменим обои и люстру купим нормальную? На кой нам эта самодеятельность?
— Ни за что! — возмутилась Рита. — Мне так нравятся твои рисунки. У нас замечательная люстра. Помнишь, как мы её вешали?
Наша шелковица не погибла.
В ту весну, когда мы заканчивали девятый класс, я ждал Клаву под густой кроной, какие бывают только у старых, повидавших виды шелковиц.
Смотрю, вместо Клавы подходит Туся Ищенко. Как ни странно, в шестнадцать лет она расцвела прелестно, неподражаемо, но, к счастью, ей самой пока что это было неизвестно.
Особенно меня возмущала Туськина походка. Не такая, как у Клавы, слегка вызывающая, а эдакая скромная: топ-топ-топ. И туфли всегда каблучок к каблучку. Так и хочется проверить — такая ли уж ты скромница.
— Здравствуй, Лавров, — говорит Туська.
— Здравствуй, Ищенко Туся! — отвечаю я.
— Всё-таки ждёшь Клаву?
— Всё-таки жду. А ты думала, мы можем когда-нибудь поссориться?
— Никто этого не думал. Всем понятно, что показуха. Ушли в подполье?
— Иначе не проживёшь в этом безумном, безумном мире. Учителя заедаются. Клавина мама меня чуть с лестницы не спустила. Горе нам!
— А между прочим, Клава не придёт. Зря ждёшь. У неё ангина. Плюс тридцать восемь и два по Цельсию. Она велела тебе стремглав бежать к ней, пока её мама в театре.
