учителем
юристом
нейрохирургом.
Сколько я его знаю, он всегда был навеселе и любил литературные сравнения. Сегодня он тоже был слегка поддавши. Сказал:
— Приветствую тебя, мой бородатый друг. Мы случайно не принимаем участие в празднике зимнего солнцестояния?
Я улыбнулся и дал ему несколько фунтов. Мы оба сделали вид, что не замечаем, как дрожит его рука. Он был невысокий, истощенный, с гривой грязных седых волос. Лицо — сплошная сетка лопнувших кровеносных сосудов, на данный момент распухшее. Нос сломан, чему я легко посочувствовал. Синие, самые синие глаза, какие только бывают на свете, и, разумеется, в красных ободках.
Он сказал:
— А ведь я знал твоего отца?
— Пэдди… Пэдди Тейлор.
— Человек скромный и со вкусом. Так ведь?
— Он бывал разным.
— Судя по тому, что ты говоришь о нем в прошедшем времени, он уже не с нами… или… еще хуже… в Англии.
— Он умер, умер.
Пэдриг набрал в грудь воздуха и запел. У меня сердце в пятки ушло. Он пел, скорее орал:
— Вслепую, вслепую наконец мы покидаем этот мир!
Он наклонился, чтобы подобрать окурок, прикурил, чиркнув спичкой по помятому коробку. Я нервно оглядывался, надеясь, что песня закончилась. Он глубоко затянулся, выдохнул, окружив себя клубами дыма, и рявкнул:
— Но человек может не задерживаться, потому что нигде не найдет он покоя!
Я воспользовался паузой:
— Ты замолчишь, если я дам тебе еще денег?
Он засмеялся, показав два желтых зуба. Остальные, по-видимому, пали в битве.
— Обязательно.
Я дал ему еще фунт. Он посмотрел на него и сообщил:
— Я евро тоже беру.
Я пошел наискосок через площадь. Пэдриг вышагивал рядом и говорил:
— Ты не из тех, кто отдаст много… во всяком случае, в области информации. Что, по твоему мнению, имеет качества краткости и ясности?
Прежде чем я смог ответить на этот вопрос кратко или ясно, он зашелся в страшном приступе кашля. Его просто выворачивало наизнанку. Я дал ему носовой платок. Он вытер им слезы.
— Я у тебя в долгу, молодой Тейлор. Не помню, сколько миль я прошел с тех пор, как товарищ-пилигрим предложил мне платок
— Твой выговор трудно определить, — заметил я.
— Как и постоянный доход, он имеет особенность ускользать, не говоря уже о том, что может переливаться через край.
Не зная, что на это сказать, я даже не стал пытаться. Он продолжил:
— В далекую темную эру моего существования я жил, кажется, недалеко от Лаута. Ты что-нибудь слышал об этой пустынной местности?
— Нет.
Я изо всех сил старался не говорить, как он. Очень заразно. Он запустил руку в глубокий карман своего твидового пальто. Вытащил коричневую бутылку:
