— Мне просто нужно отдышаться. Следи за Хейреком. Не хочу, чтобы он объявил себя королем, пока я поправляю волосы.
Сверкнув улыбкой, Кончита присела в реверансе.
— Если я почувствую неприятность, я пну его. В такой толпе он не поймет, кто это сделал.
Жозефина распахнула дверь.
— Превосходная идея.
Войдя в комнату, она закрыла дверь и прижалась лбом к прохладным дубовым панелям. Она не подозревала, что быть милой и очаровательной так тяжело.
— Только не говорите, что истощили запас увлекательных историй, — протянул знакомый глубокий голос.
Жозефина застыла. Мельбурн! Она резко повернулась:
— Что вы здесь делаете?
Он прислонился бедром к ее письменному столу. Судя по хаосу, он рылся в бумагах.
— У меня есть вопрос, — непринужденно сказал он, не двигаясь.
— Выйдите из моей спальни. Если вам нужно поговорить со мной, отправляйтесь вниз, к остальным гостям.
Мельбурн выпрямился, казалось, заполняя собой пространство.
— Стать одним из орды подхалимов? — спросил он, когда она ринулась к прикроватному столику, в ящике которого хранила пистолет.
— Думаю, да, поскольку, похоже, вы не хотите оставить меня в покое.
Он остановился у двери.
— Значит, не хочу? — задумчиво сказал он сам себе и запер замок.
Жозефина услышала щелчок. Холодок пробежал у нее по спине. Как ее ни влекло к нему, она не дурочка. То, что он задумал, служит его целям, а не ее. Жозефина судорожно вздохнула.
— Что у вас за вопрос?
— Кто автор вашего проспекта?
Вопрос удивил ее.
— Вы это желаете знать? А я думала, что вы хотите занять ваш прежний пост.
— Кто это написал? — повторил Мельбурн.
— Ищете, кто поможет вам написать мемуары? Могу подарить вам название — «Очень неприятный человек, или Записки того, кого вы не желаете знать».
Он посмотрел на нее:
— Вы чего-то боитесь?
Только того, как она чувствует себя в его присутствии!
— Я, конечно, не боюсь вас, Себастьян, — сказала она, умышленно назвав его по имени. — Вы ведь разрешили мне называть вас так?
— Да. А вы позволили мне спустить с вас платье и раздеть вас до пояса.
Ее обдало жаром.
— Нет. — Она изо всех сил старалась сохранить здравый смысл. — Теперь на мне другое платье, и оно останется на своем месте, потому что вы назвали меня лгуньей.
Мельбурн шагнул к ней.
— Вы действительно лгунья. Кто написал этот, чертов, проспект?
Он знает! Каким-то образом он выяснил это. Жозефину охватила паника. Ее отец не должен был давать Себастьяну Гриффину больше информации, чем требовалось. Он слишком умен и слишком опасен.
